к парапету спинами, тяжело дыша. Ноа, заметив на своей левой руке кровь Ресса, вздрогнула и всем телом прижалась ко мне.

— Зачем, зачем он это сделал? — спросила она испуганно.

Кейтлетт смотрела на свою окровавленную руку с выражением искреннего, практически религиозного ужаса на лице. В это мгновение она нисколько не напоминала командующую, славящуюся своим ледяным нравом и такой же выдержкой.

— Мы не оставили ему выбора, — зачем-то пустился в размышления я, хотя следовало промолчать. — Это был его единственный шанс на победу. Он поступил так же, как мы до этого — был верен своим убеждениям до конца.

Ноа ничего не ответила, продолжая зачарованно глядеть на кровь. Через некоторое время, будто это как-то могло всё исправить, она оторвала от одежды кусок ткани и обмотала им руку. Я же, отключив мозг, просто сидел и смотрел на светящийся кристалл перед собой. Последнее, что мне сейчас было нужно — это думать над произошедшим.

Так мы и сидели, прижавшись друг к другу, потеряв счёт времени. Может, пять минут, а может, и пять часов. Нам удалось спасти мир, но не похоже, чтобы мы спасли сами себя. Это убийство, вынужденное или нет, запомнится нам обоим навсегда.

— Твоё предложение по поводу гор ещё в силе? — первой нарушила покой и мерное гудение Саума Ноа.

— Да.

— Тогда собираем вещи и в путь. Куда угодно, только… — Кейтлетт осеклась, заметив пятно крови на полу.

— Как можно дальше отсюда, — проследив за её взглядом и тоже вздрогнув, закончил за неё я.

Уставшие и разбитые, мы медленно, помогая друг другу и ничуть не смущаясь того, что идём фактически в обнимку, побрели вниз по лестнице.

Наверху остался кристалл, к которому, опасаясь осквернить его кровью, никто из нас так и не осмелился прикоснуться. Я знал, что могу с его помощью вернуться на Землю, но сразу выбросил эту мысль из головы. Бросить здесь Ноа, оставив её с Рором, который ещё неизвестно как отреагирует на произошедшее? Самому сбежать от своих ошибок?

Нет, моя судьба была здесь — это я подсознательно знал с самого начала. Просто теперь между моей старой жизнью и новой пролегла кровавая черта, которую мне никогда уже не удастся пересечь.

Без всякого сожаления, словно два призрака, мы с Ноа спустились вниз и никем не замеченные, взяв королевских коней, поскакали прочь от башни.

— Мы сюда больше никогда не вернёмся, — сказала Ноа, оглядываясь назад, после того как мы поднялись по склону кратера.

Тоски или какой-то горечи в её голосе не было совсем. Только констатация неизбежного факта. Я целиком разделял её чувства и был готов сорваться куда угодно, лишь бы подальше отсюда и забыть тот взгляд Ресса перед падением.

Пока на меня накатывала рефлексия, Кейтлетт уже уверенно шла дальше, вовсю планируя наше путешествие. Ещё раз посмотрев в сторону Саума и решительно махнув головой, отгоняя нехорошие мысли, словно мошкару, она, принюхавшись, постановила:

— Прежде чем мы отправимся, сначала заглянем куда-нибудь, где есть тёплая вода, мыло и чистая одежда.

Её бодрый настрой оказался заразителен и очень притягателен. В этом была вся Ноа: проиграв, она вновь поднималась и продолжала идти дальше, верно полагая, что подумать о плохом всегда успеется. Я так не умел, но готов был научиться.

— О, я знаю одно местечко! — память Рейланда, вернее, моя память, подсказала мне оное.

— Только не говори, что это какой-нибудь бордель, — едко попросила моя спутница.

— Нет, что ты! Это скорее салон специфичных услуг. — Не успел я договорить, как мне уже хорошенько прилетело по голове.

— Идиот! — воскликнула Ноа и вдруг тихо, будто сама в это не верила, спросила: — мы взаправду это делаем? Бросаем всё и уходим?

— А что, похоже на сон?

— На лучший из снов, — призналась Кейтлетт.

Удивленный таким несвойственным ей романтизмом, я взглянул на неё. Теперь, когда Игры оставались позади, у Ноа словно груз с плеч свалился: наконец-то она могла быть сама собой, никем больше не притворяясь и не отгораживаясь ёжиком от остального мира.

Может, и не настолько уж был не прав Кейл Ресс? Рейланд и Ноа совершенно забыли, что Игры — это не весь мир, а лишь ничтожно малая его часть. Так или иначе, но иллюзия развеялась и перед ними лежал дивный новый мир, так и зовущий его исследовать.

Пройдут годы, прежде чем Рейланд Рор и Ноа Кейтлетт, успокоившись, побывав там, где прежде не ступала нога человека, осядут в уютном доме неподалеку от Файфика. Вскоре в его стенах раздадутся первые детские крики.

Ота Кохэку, его личность и история сначала станут воспоминанием, затем редким сном, а после и вовсе исчезнет без следа. За любое счастье всегда нужно чем-то платить.

«Так и горечь ужаснейшего поражения»

***

— Кха! Как же я ненавижу горы! Кхе-кхе! Кха! — кривясь от боли во всём теле и откашливая песок и камни, набившиеся в рот, простонал я, желая убедиться, что вообще ещё могу говорить.

К моему облегчению, главное моё оружие осталось при мне. Правда, ясности, где я находился и даже когда, это не внесло. Вокруг стояла непроглядная темень и пахло не очень хорошо.

«Башня. Саум. Ресс», — подсказала мне невыносимо болящая голова.

На секунду я хотел подхватиться с места и ринуться предотвращать катастрофу, но затем понял, что она ещё не случилась. По крайней мере, пока. Да и моё состояние было таким, что даже встать на ноги уже было бы подвигом, какое тут спасение мира!

Не без труда я вспомнил, что именно предшествовало всей этой боли: я, Леон и Гун-Гун отправились воровать бочки с порохом, и что-то пошло не по плану. Особенной в той его части, когда серпантин неожиданно взорвался у меня под ногами.

— Можете ненавидеть горы, Рор, — вдруг сообщил мне очень хорошо знакомый голос. — По опыту скажу, им всё равно.

Затем меня ударили по голове, будто та и так недостаточно болела.

АКТ III — ПРЕДАТЕЛЬ

Если ты потерялся, лучший выход — это остановиться и оглянуться назад, вспоминая, каким путём сюда пришёл. Возвращаться не следует, но это поможет лучше понять, где ты сейчас.

Сделка с дьяволом

Мне снился странный сон. Будто я очутился безумно далеко от дома, в теле незнакомого человека и теперь руковожу от его имени детским садом, зачем-то организованным в армию, на войне, но не настоящей, а на как будто игрушечной, где есть место храбрости, благородству, самопожертвованию, но нет утрат.

Могло ли подобное место