Нависнув над ним, Тед сказал:

– Это что такое? Похоже, Сатана не так уж и силен. Похоже, Сатана боится гнева праведника, – он ткнул Роджера носком ботинка. – Поднимайся, дьявол. Поднимись и с достоинством получи, что заслужил.

– Прости, па, – всхлипнул Роджер. – Мне жаль, честное слово.

– Клянусь Престолом Господним, – рявкнул Тед, пнув Роджера, – если ты сейчас же не встанешь как мужчина, я ногами выбью из тебя все дерьмо. Встань. Повторять не буду.

Роджер, застонав, поднялся на ноги.

– Прости, па.

– Заткнись, – ответил Тед. – Если ты, щенок, любишь строить из себя мужчину, то будь готов, что обращаться с тобой будут как с мужчиной.

Его левая рука взметнулась и вылетела вперед.

Хрясь.

Голова Роджера отскочила назад, ноги подкосились, и он рухнул; нос и губы побагровели. Тед выбросил правую ногу и ударил Роджера высоко по левому бедру; Роджер взвыл. Тед пнул его снова – по голени, а затем снова – в живот. Роджер закричал. Его лицо было мокрым от слез, соплей и крови. Белая рубашка была усеяна красными пятнами и брызгами.

– В следующий раз прояви больше достоинства, – сказал Тед. – Надеюсь, я выбил из тебя дьявола. На первое время. Теперь ты знаешь, щенок. Теперь ты знаешь, что бывает, когда пытаешься влезть в ботинки, до которых еще не дорос. Тебе повезло, что я не смог преподать тебе урок своей ведущей рукой. Подумай об этом. Подумай, что способен сделать с тобой старик двумя руками. Ты слышишь?

– Да, сэр, – пробормотал Роджер опухшими губами.

За моей спиной Тед продирался по сгустившемуся воздуху подобно тому, как пловец борется с течением. Волосы на затылке встали дыбом, сердце бешено заколотилось, уши заложило, и прежде, чем осознала, что делаю, я уже бежала по комнате, оставив вязкую субстанцию позади. Другой Тед сказал Роджеру:

– А теперь вставай и иди умой лицо.

Несмотря на спешку, я обежала обе фигуры стороной. Ни один из них даже не взглянул в мою сторону. Моей целью был дверной проем. Я в последний раз взглянула на Роджера – на другого Роджера: он поднимался на ноги с искаженным от страха лицом; из разбитого носа сочилась кровь.

А в следующее мгновение я была в другой комнате, снова угодив на пороге в прозрачный пластик. Передо мной была столовая. Или, лучше сказать, минималистское представление о столовой. Ее освещала высокая лампа, стоящая справа. В центре стоял карточный стол. По обе стороны от него на раскладных стульях сидели и смотрели друг на друга Роджер и Тед. Еще три раскладных пустых стула стояли у дальней стороны стола. Как и в предыдущей комнате, Роджер и Тед были одеты одинаково: в этот раз на них были рабочие рубашки, джинсы и ботинки. Стол был завален посудой и столовыми приборами. Я была… При виде их двоих у меня поплыло в голове. Я, понятное дело, была… Я была уже не в Канзасе, но я только что видела их в другой комнате. Если бы не преследующий меня Тед, пробивающийся сквозь воздух, который отказывался подчиняться ему точно так же, как и мне, то я глянула бы через плечо, чтобы рассмотреть предыдущую сцену получше.

Времени не оставалось. Нервы прожигали кожу. Впереди виднелся проход в стене. Я поднажала, в ушах щелкнуло, и я ворвалась в комнату. Обогнув стол, я направилась к проему. Роджер взял из кучи тарелку и протянул ее Теду, спросив:

– Можно мне, пожалуйста, хлеба?

– Конечно, – ответил Тед, протягивая руку над посудой. Я моргнула, и его рука опустела, продолжая тянуться к тарелке, чтобы положить на нее невидимый кусок. Я снова моргнула, и в его руке появилась змея, обвившаяся вокруг запястья; она вертела головой по сторонам и шипела на Роджера, который спокойно смотрел, как она упала с руки Теда на его тарелку. Тарелка накренилась от веса; Роджеру пришлось наклонять тарелку то в одну, то в другую сторону в поисках равновесия, чтобы змея не свалилась на стол. Я мало что знаю о рептилиях, но это точно была не садовая змея. Она была иссиня-черной, ее чешуя на спине была покрыта зелеными кольцами. Как только она приземлилась на тарелку, она не теряла времени даром: скользнула по руке Роджера, подняв голову, а затем, достигнув плеча, открыла свою пасть и вонзила свои клыки в голову, в левый глаз. Роджер не шевельнулся. Он смирно сидел, пока змеиный яд вливался в него, пока змея обвивалась вокруг шеи, словно чудовищный шарф.

– Хватит? – спросил Тед.

– Да, спасибо, – ответил Роджер. Из-под пасти змеи вырвалась струйка крови и побежала по его лицу.

Я закричала, когда появилась змея, и вскрикнула снова, когда она укусила Роджера. Я не люблю змей, и один ее вид заставил меня прибавить скорости. И в то же время, наблюдая, как она присасывалась к Роджеру подобно огромной пиявке, я боролась с желанием подбежать к нему и оторвать ее от его лица. Возможно, я понимала, что за столом сидел не Роджер – точнее, не тот Роджер, который погнался за Тедом по лестнице. Это был Роджер из прошлого, Роджер десятилетия назад. Но от этого полутораметровая змея, обвившаяся вокруг его шеи, не становилась менее пугающей.

Позади меня слышались тяжелые шаги. Тед нагонял. Я добежала до двери и поняла, что ошиблась. Не было никакого дверного проема: на стене был нарисован черный прямоугольник. В полумраке столовой я приняла декорационный задник за настоящий выход. Меня охватила паника. Вскинув руки, я начала шарить по стене, пытаясь отыскать путь. Левая рука коснулась дверного косяка, и он, подернувшись рябью, двинулся. В следующее мгновение я отдернула тяжелую драпировку, на которой был нарисован черный прямоугольник, и скрылась в обнаруженное отверстие в стене. Передо мной тянулся еще один коридор, в нем было полно дверей – одни открыты, другие нет – по обе стороны от меня. У каждой двери висели две крошечные стеклянные лампы, в которых слабо плясали огоньки свеч. Я бежала без оглядки, затянув занавеску обратно, чтобы задержать Теда.

В дальнем конце коридора показалась дверь. Она была открыта: из дверного проема в коридор падал свет. Я направилась к ней. Слева и справа проносились двери. Боковым зрением я улавливала сцены и отрывки из сцен. Нож для масла в руках Роджера лихорадочно дрожит, пока Тед со свирепым взглядом надвигается на него. Тед курит сигарету, лежа на маленькой кровати со скучающим видом, пока Роджер сидит на краю и читает ему вслух невидимую книгу. В одной из комнат… Все было так быстро и запутанно, но я могла поклясться, что видела Роджера в его кабинете: он стоял перед самодельной картой, а вместе с ним на нее смотрели еще два человека, и это тоже был Роджер, только на первом было мешковатое черное пальто поверх белой рубашки, а на втором голубой сюртук поверх серой жилетки и белой рубашки с высоким воротником, который украшала большая серая бабочка.

Комната в конце коридора теперь была прямо передо мной. Я была так сосредоточена на ней, что больше ни на что не обращала внимания, но слева у стены была лакированная деревянная дверь с отполированной до медного блеска ручкой. Я беспрепятственно вошла внутрь; рука сомкнулась на ручке до того, как моим сознанием зафиксировалось содержимое комнаты. Или же мне стоит сказать, обитатели. В самом центре пустой, как коробка, комнаты были две фигуры. Одну из них я узнала сразу. Моя бабуля стояла, приобняв за плечи девчонку; она совсем не изменилась с тех пор, как нянчилась со мной: на ней был зеленый кардиган поверх белой водолазки, джинсы и белые кроссовки, которые она называла теннисными туфлями, а я – тапочками для бабушек. Очки в полуободковой оправе, которые она постоянно теряла, висели, как и всегда, на дешевой цепочке на шее. Ее волосы… Она была рыжей и не седела до самой смерти; ее волосы ни капли не пожелтели, как это случается со всеми рыжеволосыми в ее возрасте. Так вот, ее волосы были собраны на макушке дюжиной заколок и шпилек. Единственное, что хоть как-то изменилось, было ее лицо, но изменения были не существенными. Она была накрашена – я знала, что в ее жизни без косметики не проходило и дня, и она наносила помаду, даже если никуда не собиралась выходить. Ее лицо было в порядке, оно не было изуродовано или что-то в этом роде. Нет, просто ее лицо казалось осунувшимся, бледным, а в чертах читалась безнадежная борьба с глубокой болью.