Why is a raven like a writing-desk?

Lewis Carroll. Alice in Wonderland

Я смотрел на так и не повзрослевшие лица своих бывших выпускников. Микульчик без возражения открывал капсулу за капсулой. Они не казались спящими. Они казались покойниками, которым не дают окончательно умереть при помощи электрического вуду. Провода, шланги, электромиостимуляторы и массажёры. Капсулы поддерживают жизнь тела, пока их сознание… Где? Где-то. Я уверен, что оно есть и чем-то сильно занято. Не таковы мои ребята, чтобы просто впасть в кому.

— Активность мозга у всех очень высокая, — подтвердил мою убеждённость доктор. — Они упорно над чем-то работают.

— Микульчик, но так же нельзя.

— Наверное. А как можно? Если их отключить, они умрут. Если их не отключать — наверное, умрут тоже. Но не сразу. И, может быть, не все.

— Почему всегда приходится выбирать между херовыми и совсем херовыми вариантами? Не отвечай, это риторический вопрос.

***

В гостиной — Эдуард и Настя. Беседуют. Настя немного смутилась, Эдуард — ничуть. Смотрит нахально и уверенно, с ехидным превосходством. Мы с Михой иногда играем в шахматы — почти на равных, потому что он маленький, а я просто хреново играю, — так вот, у него такое лицо делается, когда он продумал пакость на пару ходов вперед, а я никак не догадаюсь, какую именно. В случае Михи это мило. В случае Эдуарда — нет.

— Настя, можно тебя отвлечь?

— Да, иду. Потом договорим, Эдуард.

— Вы уже «на ты»? — не удержался я, пока мы поднимались по лестнице.

— Пап, я знаю, что он тебе не нравится. Давай не будем это обсуждать?

Вот и всё. Ответа: «Нет, всё равно будем», — ситуация не предусматривает. Если настаивать, разговора не получится, только поссоримся. С воспитанниками я в таких случаях могу прибегнуть к манипуляциям, хитростям и софистике, но на дочь это не действует. Она меня слишком хорошо знает.

«Не будем обсуждать», — это означает, что ситуация её эмоционально затрагивает. Имеет право. Но какого чёрта её затрагивает Эдуард?

Когда дети вырастают, то родители перестают быть их проблемой. Но они остаются проблемой родителей. Анизотропный процесс.

— У тебя было дело, или ты просто хотел обломать разговор?

— Дело.

— Внимательно слушаю.

Тон сухой, как коробка силикагеля. Дочь мной недовольна.

— Мне нужно посмотреть Дораму.

— Это общедоступная трансляция, пап. Уверена, ты сумеешь подключиться сам.

— Мне надо посмотреть с тобой. Я никогда не смотрел линию, где Джиу, я не замечу разницы, если она есть.

— Это связано с нашими ночными… гостями? — смягчилась Настя. — Ты сказал, что они не актёры… А кто?

— Думаю, персонажи. Не спрашивай, как это возможно.

— Заинтриговал, — призналась она. — К тебе или ко мне?

***

У Насти очень чисто и строго. Как будто не она превращала в уютную помоечку свою комнату всё время, пока мы жили вместе. Запрещённую к уборке (и для меня, и для Марты) помоечку, где девочка чувствовала себя комфортно, как упавший в мусорное ведро опоссум. Теперь живёт одна — и поди ж ты, стерильно. Мы уселись на кровать, и она расшарила для меня трансляцию. Кобальт учёл второго зрителя, проекция развернулась.

Теперь мы смотрим сбоку и чуть сверху на неторопливо едущий по дороге мотоцикл. За рулём коренастый Степан, сзади, почему-то спиной к нему, сидит Отуба. Ноги в высоких грубых ботинках упираются в задние фонари. В коляске, свесив ноги наружу, развалилась Джиу.

Эффект Дорамы — стоит заинтересоваться чем-то, план меняется. Теперь я смотрю на Джиу вблизи, как будто с точки над носом коляски. Выглядит красиво, но немного по-киношному. Впрочем, это ведь и есть нечто вроде кино, не так ли?

Удовлетворив моё любопытство, камера (на самом деле, никакой камеры нет, но так привычнее) даёт общий план. Мотоцикл, негромко, но внушительно бормоча двигателем, катится по знакомой дороге.

— Ой, это же…

— Жижецк, — подтвердил я, — насыпная дорога на дамбу.

— Офигеть. Они, правда, персонажи! Пап, как это?

— Не знаю. Прими как данность. Давай дальше смотреть.

— Но… Как же их локация из Дорамы? Ведь зрители не поймут, почему они вдруг на каких-то болотах… Ой, а нашу встречу в Макаре тоже показывали? А я была чёрт те в чём…

— Думаю, Настюх, это видим только мы с тобой. Дорама же нелинейна, хотя я понятия не имею, как это работает.

— Никто толком не понимает. Что-то там про топологию, много математики. Ой, смотри, подъезжают!

Мотоцикл съехал с дороги и, переваливаясь на кочках, подкатился к низкому бетонному зданию с железной дверью. Я бывал внутри — там насосная станция, не дающая болотам обводняться. На самом деле, мы зовём это место «болотами» по инерции — теперь это, скорее, заливные луга. Трясина отступила дальше, и туда по-прежнему не добраться. Во всяком случае, поверху.

Отуба спрыгнула с мотоцикла, подошла к двери и, взявшись руками, рывком сдёрнула навесной замок, вывернув дужку. Ого.

Условная «камера» нырнула за ребятами внутрь — они ходили, внимательно рассматривая оборудование, но ничего не трогали. Насосы периодически включались — то один, то другой. Недолго работали, наполняя помещение неприятным тяжёлым гулом, потом щёлкали контакторы, и всё затихало. Автоматика продолжает контролировать уровень грунтовых вод, не требуя вмешательства человека. Хотя оно наверняка возможно. Честно сказать, не представляю, в чьём ведении сейчас это хозяйство. Где-то в городе есть какой-то пульт управления? Может быть, проникновение в насосную зафиксировано, и туда уже выдвигается полиция?

Команда Джиу не стала дожидаться. Увидев, всё, что хотели, они аккуратно притворили дверь, вставили в ушки изуродованный замок, погрузились на мотоцикл и покатили в город — кружным путём через дамбу. Мы некоторое время смотрели, как они едут, потом отключились.

— Знаешь, уже как-то совсем по-другому смотрится, — сказала задумчиво Настя. — Как будто подглядываешь.

***

В моей комнате сидит в кресле и болтает ногой Фигля.

— Я её впустила, ничего? — спросила Нетта.

— Я пришла, ничо? — спросила