— Сто процентов!

* * *

…Однажды мама прочла дочери-невесте небольшую лекцию насчет особенностей мужской физиологии. Маша подозревала, что на самом деле мать косвенно старалась таким образом как-то оправдать отца. Дескать, в отличие от женщины мужчине требуется постоянная разрядка. В отличие от женщины мужчина ощущает неудовлетворенность желания практически как физическую боль. Поэтому уж лучше бы постараться его удовлетворять. Если же нет, то тогда женщине остается пенять самой на себя.

— А если жена его не может удовлетворить? — спросила Маша.

— Тогда пусть поможет ему завести любовницу, — ответила мама.

Сама она, кажется, так и не смирилась с выводами физиологов. А может быть, выбрала семейные скандалы именно в качестве альтернативы заурядному коитусу.

Следуя физиологической теории, которую мать излагала дочери, можно было заключить, что папа вообще не знал разрядок. Иначе как объяснить то, что он постоянно находился в состоянии взрывоопасности?

В этой связи Маше вспоминались рутинные семейные ссоры, происходившие по сценарию, который за многие годы был отточен родителями до полного драматургического совершенства.

Происходило это обычно за ужином. Папа инспектировал содержимое тарелки, которую ставила перед ним мама, а затем внезапно отбрасывал ее от себя, словно обнаруживал в ней живую жабу. Он кричал:

— Опять курица?! (говядина, баранина, свинина, треска, селедка, сосиски и т. д.)

— А что? — бледнела мама.

— А то! — кричал он.

— Что? Что?

— Ты имеешь благодаря мужу все, что твоей душе угодно, а не способна приготовить ему нормальный ужин!

Последняя фраза являлась сигналом к тому, чтобы мама в слезах вскакивала из-за стола и бросалась к платяному шкафу.

— Что я имею? — кричала она. — Что я имею?

С этими словами она принималась выхватывать из шкафа свои платья, туфли и шубы и, распахнув входную дверь, выбрасывать их на лестничную площадку. Очистив шкаф от вещей, она кидалась на кровать и начинала рыдать, а папа, который все это время с холодным интересом наблюдал за происходящим, надевал очки и усаживался перед телевизором. Это означало, что концерт окончен. Бабуля могла приступать к собиранию со скатерти раскритикованного блюда. Она бережно помещала его обратно в кастрюльку, а Катя с Машей бежали на лестничную площадку, чтобы нести назад вещи, которые мама на следующий день отдавала в химчистку.

Когда Маша наконец подъехала к родительскому дому и увидела у парадного машину «скорой помощи», дорога уже не казалась ей такой долгой. Знакомый вахтер поднялся ей навстречу из-за своего столика и, разведя руками, словно чувствовал за собой какую-то вину, сообщил, что бабуля все-таки доковыляла до него, а уж он вызвал слесаря, врачей и с перепугу даже милицию.

— Спасибо, спасибо, — благодарно кивнула Маша и побежала к лифту.

Она вдруг представила себе, как отреагировал бы папа, если бы ему сообщили о происходящем. Он наверняка бы воскликнул:

— Дура! Она устраивает эти концерты мне назло! Наверное, думает, что я снова попадусь на эту удочку. Как бы не так!

Вероятно, предвидя подобную реакцию, мама сделала все возможное, чтобы он не обвинил ее в том, что она опять ломает комедию. Мама выпила весь бабулин нитроглицерин, клофелин и еще Бог знает что. Когда слесарь взломал дверь ванной, выяснилось, что комедией там и не пахло.

В домашнем халате мама сидела в совершенно пустой ванне, а на ее посиневших губах застыла беловатая пена. Она чуть слышно хрипела и, увы, уже испускала дух. Повсюду валялись распотрошенные лекарственные коробочки, опустошенные пузырьки и клочки ваты, которой обычно в склянках затыкают таблетки. Все указывало на ее крайнее ожесточение и отчаяние. Из крана текла тонкая струйка холодной воды, а в маминой руке был зажат стакан с остатками какой-то гадости.

Именно такую картину застали прибывшие на место врачи «скорой». Об этом Маша узнала чуть позже. Бригада врачей подъехала на специализированном швейцарском реанимобиле и имела при себе все необходимое в подобных обстоятельствах. Они подъехали весьма скоро после вызова, однако… Однако все-таки опоздали. Уж очень мама на этот раз постаралась.

Всего несколько минут назад врачи вытащили ее из ванной и уложили на кушетку в гостиной.

Пробегая мимо старинного орехового комода, уставленного дорогими безделушками, Маша механически обратила внимание на конверт, который был вложен в зубы индийскому сандаловому крокодилу. На конверте маминой рукой было написано: «Моим близким». Видимо, мама все-таки сочла необходимым объяснить содеянное. Маша на бегу схватила конверт и, свернув пополам, сунула в задний карман джинсов. Ей было не до чтения.

— Мамочка! — закричала она, бросаясь к кушетке. — Мамочка!

С большим трудом ее оттащили от матери. Врачи не то чтобы не теряли надежды что-то предпринять, но действовали лишь для успокоения совести. Один из них сказал Маше, что ее мама, кажется, чрезвычайно безграмотно приняла сильнодействующие препараты, которые могут вызвать теперь самые непредсказуемые последствия.

— Что значит непредсказуемые? — зарыдала Маша, ломая руки. — Вы же врачи!

В глазах у нее все поплыло и закачалось.

Врач задумчиво смотрел в окно, выходившее прямо на Патриаршие, и молчал. Потом, что-то пробормотав себе под нос, он подступил к матери и всадил ей в вену иглу, соединенную тонкой пластиковой трубкой с какой-то прозрачной бутылкой, которую держал в руках другой врач. Мать уже не хрипела и вообще не шевелилась.

— Что с ней? Что с ней? — закричала Маша, снова делая попытку прорваться к кушетке.

— Вы что, с ума сошли? — резко сказал врач. — Держите себя в руках.

Другой врач даже не посмотрел в ее сторону, а, обращаясь к медсестре с большим чемоданом, набитым медикаментами, цедил сквозь зубы целый список медикаментов, которые та должна была приготовить. Медсестра молниеносно выхватывала из чемодана одну за другой ампулы и ловко сбивала с них головки. Через минуту на подносе выстроилась внушительная батарея разнокалиберных ампул и флаконов, вид которых зажег в Маше надежду на лучшее.

По вызову прибыла не заурядная бригада «скорой помощи», в арсенале которой были разве что тонометр с фонендоскопом, а бригада частной, безумно дорогой страховой медицинской службы, оснащенной по последнему слову техники. Надо отдать должное — на здоровье семьи отец никогда не экономил.

Глядя на фантастическую укомплектованность медицины для богатых, Маша невольно вспомнила убожество медицины в Грозном. Больницу, переполненную больными и ранеными. Вонь, антисанитарию, отсутствие самого элементарного. Обыкновенный йод был чем-то вроде твердой валюты, а бинты, как во время Великой Отечественной войны, простирывались по многу раз и вывешивались сушиться во дворе.