Боб налил чаю в чашку тонкого белого фарфора, положил в нее ломтик лимона и передал племяннице.

— Ты играла в теннис, — констатировал он.

— Как ты догадался?

— Моя наблюдательность и аналитические способности плюс твой белый костюм и ракетка.

— Гениально!

— Где ты играла?

— В клубе. С Хьюго и еще с одной парой. Жаркая была схватка.

— Кто выиграл?

— Мы, разумеется.

— Ты сегодня идешь куда-нибудь?

— Нет. Хьюго нужно на какой-то званый вечер в казармах. Дамы не допускаются.

— Значит, будут обильные возлияния, а после ужина — грубые и опасные шалости. В следующий раз, когда ты его увидишь, не исключено, что он будет на костылях… Кстати, пока не забыл — я договорился насчет того, чтобы тебя подбросили до Канди на машине. В субботу утром. За тобой заедут прямо сюда, в восемь часов.

Джудит восприняла это известие со смешанными чувствами. Точно капризный ребенок, она скривила физиономию.

— Не хочу уезжать!

— И я не хочу, чтобы ты уезжала. Буду страшно скучать. Но ничего не попишешь. Служба есть служба. Труба зовет… Кстати, о службе… У меня есть для тебя еще одно сообщение. От командира ЖВС в Коломбо. Она звонила мне днем. Спрашивала, свободна ли ты завтра утром, и если да, то не согласилась бы ты помочь.

— Помочь в чем? — насторожилась Джудит. Она уже достаточно долго прослужила в армии, чтобы опрометчиво браться за что попало, не узнав предварительно все детали. Она взяла со стола и надкусила душистый, хрустящий сандвич.

— Надо потеплее встретить ребят, которые это заслужили.

— Не понимаю.

— У нас делает остановку корабль, направляющийся в Англию. Госпитальное судно «Орион», везет домой первую партию освобожденных военнопленных с железной дороги из Бангкока в Бирму. Они плывут из Рангуна, где находились на реабилитации в местном госпитале. Здесь им разрешено выйти на несколько часов на берег — это будет для них первым шагом на пути возвращения к цивилизации. Готовится торжественный прием. С чаем и булочками, как я подозреваю. Несколько человек из женской вспомогательной службы ВМС выступят в роли «хозяек», они должны занять гостей беседой и сделать так, чтобы те чувствовали себя как дома.

— Что ты ей ответил?

— Что должен все обсудить с тобой. Я ей объяснил, что ты только-только узнала о смерти своего отца в Чанги и, может статься, встреча с настрадавшимися бывшими узниками окажется для тебя непосильным испытанием.

Джудит кивнула. Она уже покончила с сандвичем и рассеянно потянулась за другим.

Военнопленные с бирманской железной дороги.

В конце войны, по мере того как британская армия и медслужба (а следом и Красный Крест) продвигались вперед, были открыты лагеря для тех военнопленных, которых японцы использовали на строительстве железнодорожных путей, и творившиеся там ужасы приобрели широкую известность. Статьи и снимки в газетах вызвали взрыв негодования; аналогичное потрясение западный мир испытал, когда союзные войска освободили узников фашистских концлагерей — Освенцима, Дахау, Равенсбрюка и факты бесчеловечной жестокости нацистов были преданы огласке.

На строительстве железной дороги люди умирали тысячами, работая в пышущих жаром джунглях по восемнадцать часов в сутки. Безжалостные охранники заставляли работать всех без исключения, невзирая на слабость от голода, истощение от непосильного труда, эпидемии малярии и дизентерии, вызванные кошмарными условиями, в которых содержались военнопленные.

И теперь несчастные возвращались домой.

Она вздохнула.

— Я должна пойти туда. Если я этого не сделаю, то до конца жизни не прощу себе. Это было бы чудовищной трусостью.

— Кто знает… быть может, это принесет тебе какое-то облегчение.

— После того что они вытерпели, даже удивительно, как кто-то из них вообще в состоянии сойти на берег…

— Их некоторое время выхаживали в госпитале, как следует кормили. И родных уже известили, что они живы и едут домой.

— Так что я должна делать?

— Облачиться в форму и явиться к девяти часам.

— Куда?

— В часть женской вспомогательной службы на Галле-роуд. Там получишь указания.

— Хорошо.

— Ты у меня молодчина. Выпей еще чаю. Ужинаешь сегодня со мной и с Дэвидом? Я скажу Томасу, что нас будет трое.

На следующее утро, запахнувшись после душа в легкий халат, Джудит села завтракать в одиночестве: Боб и Дэвид Битти уже отбыли на службу. Завтрак ее состоял лишь из грейпфрута и чашки китайского чая — отчего-то у нее не было аппетита. После завтрака она вернулась к себе в комнату. На застеленной свежим бельем постели Томас уже разложил ее чистую форму вместе с ослепительно белыми туфлями и головным убором. Она оделась, и у нее было такое чувство, будто заново повторяется тот день в Тринкомали, когда она, полная щемящих предчувствий, надела чистую форму и поспешила по пыльной дороге на встречу со своим командиром. Так и теперь — снова в бой. Она застегнула пуговицы, завязала шнурки; причесалась и надела шапочку; накрасила губы и подушилась. Потом подумала, не взять ли сумочку, но решила, что не надо. Нет необходимости. К полудню она уже будет дома. Она только достала из кошелька пачку рупий и сунула в карман юбки — на всякий случай.

Когда она вышла в холл, Томас уже ждал ее у открытой двери.

— Хотите, чтобы Азид довез вас? — спросил он.

— Нет, Томас, спасибо, я пройдусь пешком. Тут всего несколько сот ярдов.

— Хорошее дело… то, что вы поддержите дух этих смелых людей. А японцев небо накажет!.. Я бы хотел, чтобы вы сказали бывшим пленникам, что они — храбрые люди.

Смуглое лицо Томаса светилось состраданием, и Джудит до глубины души растрогал его неожиданный порыв.

— Да, Ты совершенно прав. Я им скажу.

Она вышла на улицу, в ослепительный свет и зной, прошла через ворота и зашагала по людной дороге. Вскоре впереди показалось здание, где было расквартировано подразделение женской вспомогательной службы — огромный особняк в два этажа, белый и нарядный, точно свадебный торт, с плоской крышей, увенчанной декоративной балюстрадой. Когда-то здесь жил богатый купец, теперь же дом утратил долю былого великолепия, а окружающий его обширный участок земли с газонами и дорожками застроили жилыми и санитарно-бытовыми корпусами.

Джудит вошла в ворота, молодой часовой поприветствовал ее улыбкой и кивком головы. На посыпанном гравием дворе стоял грузовик, за баранкой сидел матрос, погруженный в чтение старого номера развлекательного журнала «Титбитс». Джудит поднялась по низким ступеньками величественного крыльца и вступила в высокий холл, служивший ныне регистратурой. Здесь стояли письменные столы, стеллажи с ячейками для корреспонденции и уже сгрудилась, ожидая дальнейших распоряжений, кучка девушек из ЖВС. Главная из них была в чине мичмана, рядом стояла старшина — для моральной поддержки. Молодая мичманша пыталась разобраться с именами и количеством присутствующих.