это было неправильно, вредно и опасно, она должна была для преодоления внутренней напряженности делать хоть что-то: расследовать, бить морду, бежать марафон. Главное — делать. И сейчас у нее появился большой список дел, а горе стало хоть немного меньше.

*Исп. руг. — Ё* его мать

**Лат. — образ действий

Глава 27

В просторной комнате отдыха Ардианы Кадаре царил уютный полумрак. От наполовину приглушенных светильников исходил мягкий золотистый свет, углубляющий тени, сглаживающий все шероховатости, таким образом придающий особую картинность обстановке и двум фигурам, занимавшим центральное место в тщательно продуманной композиции.

Черноволосая женщина, облаченная только в отороченный норкой парчовый халат, едва перехваченный пояском, с комфортом отдыхала на обитой гобеленовой тканью оттоманке. Она полулежала, почти в точности копируя позу Венеры Победительницы*, оперевшись рукой о подлокотник и вальяжно вытянув стройные ноги, соблазнительно приоткрытые полой халата. В игре слабого света и размытых теней она была похожа на настоящую колдунью, способную своими чарами лишать мужчин разума.

Будто в подтверждение ее колдовской силы на полу у ее ног сидел красивый молодой мужчина. Из одежды на нем были лишь ошейник да набедренная повязка, напоминавшая древнеримский сублигакул. Раб сидел так неподвижно, что его легко можно было спутать с одной из античных статуй. Игра света на замершем теле стирала все мелкие детали, способные выдать в нем живую плоть, а не холодный мрамор, тронутый гением Праксителя или Лисиппа**. Впрочем, его поникшая голова и опущенные плечи скорее подошли бы более поздним статуям, изображавшим поверженных варваров и раненых гладиаторов.

Ардиана была довольна эстетической стороной живой композиции, а вот раб, с его пустыми глазами и чуть подрагивавшими пальцами, вызывал раздражение. Она знала, что он способен на сильные чувства, однако, после того как ей впервые удалось вызвать у него яркую реакцию на видео из коллекции Алана Карнза, раб будто бы полностью закрылся. Скорее даже душа, страдания которой так жаждала увидеть Ардиана, покинула прекрасное тело, оставив его на растерзание хозяйке. И тело реагировало на стимулы, даже умудрялось выдавить из себя пару ничего не значащих слов или криков, но в этом не было ничего кроме рефлексов. Однако, чистая физиология Ардиану не интересовала.

С Инквизитором Ардиана познакомилась через их общую любовь к культуре прошедших времен, а точнее, к эротическим и садистическим ее аспектам. Ардиана достала для своего друга не один предмет старины, а он делился с ней тем, что было недоступно приличной ладатийской вдове — воплощением всех этих фантазий в реальность. Тематические вечера, посвященные разным эпохам, но связанные единой темой эротики и насилия, были особым талантом Инквизитора.

Сначала Ардиана могла лишь завидовать, когда ее друг делился с ней съемками таких вечеринок. Потом, по мере того, как вдова обретала все большую независимость, они смогли общими усилиями организовать несколько мероприятий за пределами Ладатиса. Ох, как просила Ардиана привезти любимую игрушку Карнза — зеленоглазого раба, способного так ярко и красиво страдать! Какой спектр чувств отражался на прекрасном лице! И какой интенсивности и глубины были эти чувства! Конечно, тут бесспорно стоило отдать должное мастерству Карнза, но материал у него в руках был бесподобный.

По какой-то причине Алан не любил таскать с собой именно этого раба. В ту пору, когда он часто приезжал на Ладатис, он еще не пресытился живой игрушкой и не превратил ее в простую бойцовую собаку, всегда следующую за хозяином. Ардиана могла лишь завидовать и запоминать картины, которые создавал при помощи зеленоглазого статиста Великий Инквизитор.

Когда Карнз погиб, Ардиана приложила немало усилий, чтобы в числе других вещей из коллекции погибшего добыть его архив. Конечно, архив представлял ценность и в качестве компромата на некоторых важных персон, но в первую очередь ладатийку привлекала его "художественная" ценность. Она сама не знала, что с такой силой влекло ее к страданию именно этой жертвы. Молодой раб был красив, но красивых рабов ведь было много. Однако, этот экземпляр отличался и от рабов-эфебов, и от привычных Ардиане местных мачо, и ей хотелось заставить красивого, сильного и опасного человека страдать по-настоящему — зацепить его, проникнуть под кожу, выжечь свое клеймо на его душе.

К сожалению, вместо желаемого пока что Ардиана получила лишь несколько отблесков былого да бездушную куклу с хмурым, лишенным мысли лицом. Ее раздражала его тупая покорность, его стоицизм, бесило отсутствие хоть какой-то искры в глазах, а уж за то, как он иногда дергался, когда она к нему обращалась, ей и вовсе хотелось его убить. Демонстрация рабу архивных съемок давала хоть какие-то результаты, но все меньше и меньше. Раб ускользал от нее, даже оставаясь полностью в ее власти.

Пока его хозяйка размышляла над тем, как еще вырвать из него желаемую реакцию, Джейс сидел, погрузившись в оцепенение. Ардиана не желала портить "рисунок", оставленный ему на память Аланом Карнзом, поэтому ее методы были с одной стороны менее кровавыми, а с другой — невероятно разрушительными. Как и ее учителю, Ардиане мало было рвать тело, ей нужно было влезть к нему в голову, в душу. Что там было такого интересного для них, Джейс не мог понять.

Ардиана бы расцвела, знай она, как сильно напоминала Джейсу его первого хозяина. Точно так же как и с Карнзом, каждую клеточку его измученного тела пропитывал ужас и запредельная усталость от мучений. Стоило хозяйке пошевелиться, как сердце в груди заходилось испуганным зайцем, а к горлу подкатывала тошнота. От звука ее голоса, вырывавшего его из болезненного ступора, Джейс вздрагивал как от удара током.

Последним испытанием стала треугольная комната в подвале. Пять дней, пока Ардиана была в отъезде, он провел в полной изоляции в постепенно сужающемся пространстве, пока не оказался зажат, будто замурованный меж трех стен. Вероятней всего, он провел не меньше суток без возможности пошевелиться, похороненный заживо и забытый. Джейса трясло до сих пор, хоть и выпустили его еще утром, когда хозяйка проснулась и не обнаружила его у изножья кровати. Пока она вспомнила о нем, пока умылась, позавтракала…. Он был даже рад видеть свою мучительницу, когда дверь узилища открыли, и он, не удержав равновесия из-за затекших до агонии мышц, рухнул к ее ногам.

Карнз тоже иногда использовал разные пытки на сенсорную