Тетя подошла к телефону не сразу — очевидно, узнав от взявшей трубку официантки, что это звонит проштрафившийся племянничек, решила немного «помариновать» его в наказание. Но все же подошла и недовольным тоном бросила:

— Я слушаю.

Тед выпалил, по-прежнему стараясь не задумываться:

— Прости меня за вчерашнее и... и я уезжаю... — засмеялся. —Уезжаю — понимаешь?!

— К ней? — Голос сразу стал другим, будто она задохнулась.

— Да. Прости меня... я очень тебя люблю! — Быстро повесил трубку, пока тетя, любившая оставить последнее слово за собой, не сказала что-нибудь лишнее.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Впервые в жизни Теду было страшно лететь в самолете. Почему-то казалось, что вот-вот что-нибудь произойдет — что-нибудь, что не даст им встретиться, и он так и не увидит ее, не дотронется, не скажет все, что собирался...

Отчаянно билось сердце, хотелось закрыть глаза — и открыть их уже там, в Цюрихе. А когда удавалось прогнать нелепый, бессмысленный страх, то думать Тед мог только об одном: как же так получилось?! Почему все те месяцы, что они с Рене были вместе, он жил с ощущением неизбежного скорого конца и позволил ему мало-помалу отравить себе душу — вместо того, чтобы радоваться тому, что подарила им обоим судьба?!

Он сам не понимал, почему так торопится, но изнутри словно что-то подталкивало: «Скорее, скорее!..»

Полетел через Берн, оттуда до Цюриха можно было добраться на машине — не ждать же утреннего прямого рейса! Выскочил из самолета одним из первых и через четверть часа был уже у стойки полусонной девицы, ведавшей прокатом автомобилей.

И снова — километры, километры... Тед старался ехать не слишком быстро, ведь это было бы нелепо — врезаться во что-нибудь в темноте и тумане, сейчас, когда он уже почти у цели— но снова и снова забывался и прибавлял газ.

Как же так вышло?

Он все ждал, когда же она скажет, что пора расставаться, а она готова была пойти на что угодно — ссору с адвокатом, скандал в газетах, недовольство родственников — лишь бы они были вместе...

Он боялся, как бы она не подумала, что он гоняется за ее деньгами — это Рене-то, готовая подарить ему, как в сказке, «весь мир и новые коньки в придачу»! А она огорчалась, что он ничего не хочет, даже подарка на Рождество!

Да будь он проклят, если позволит ей проронить из-за него еще хоть одну слезинку! Скорее, скорее...

Опомнился Тед, только подъехав к ограде. Взвизгнув покрышками, резко затормозил у ворот — и замер, глядя на особняк, в котором не светилось ни одного окна.

Все спят, ночь... что он здесь делает в такое время?! Не лучше ли поехать в какой-нибудь отель, а утром позвонить, поговорить — и только потом явиться?

Быстро, боясь, что передумает и позволит здравому смыслу взять верх, он вышел из машины и нажал кнопку звонка. В ответ — молчание, и изнутри, волной паники, совсем уже нелепый и иррациональный страх: а что если в доме никого нет?!

Но внезапно из расположенного под звонком переговорного устройства раздался незнакомый женский голос:

— Кто там?

— Это... — он кашлянул, чтобы справиться с внезапно осипшим горлом, — это Тед Мелье.

На этот раз молчание длилось значительно дольше. Он уже думал, что про него забыли, когда замок на воротах щелкнул, отпираясь.

Подъезжая к дому, Тед увидел, как в вестибюле загорелся свет, оставил машину перед входом и поднялся по ступенькам, уже догадываясь, кто встретит его за дверью.

Робер выглядел невозмутимо-светским, как и полагается вышколенному слуге — впечатление портили лишь высовывавшиеся из-под пижамных штанов шлепанцы на босу ногу. Слегка поклонившись, произнес холодно-любезным тоном:

— Здравствуйте, господин Мелье. Что вам угодно?

Они давно уже были на «ты», и Робер прекрасно знал, что именно Теду угодно — но на лице его не было написано ничего, кроме вежливого ожидания.

— Я приехал к Рене.

— Мадемуазель Перро сейчас спит. Не угодно ли пройти в гостевую комнату?

— Она проснется часа через два. Я лучше просто подожду на кухне или в библиотеке, — против его воли, голос Теда прозвучал почти просительно.

Несколько секунд Робер обдумывал это предложение, потом кивнул:

— Прошу вас! — и указал в сторону библиотеки.

Ясно, кухня — это для «своих». Ладно, неважно... Главное — Рене здесь, совсем близко!

Проводив Теда до библиотеки, старик все с тем же безразлично-вежливым видом спросил:

— Не желает ли месье кофе с дороги?

— Робер, ну хватит! Разговаривай нормально, без этого идиотского «месье»! — не выдержал Тед.

— Нормально — так нормально, — протянул Робер и неожиданно рявкнул: — Ты зачем приехал — добивать? Или вообразил, что тебе тут гостиница с теплой постелькой? Захотел — пришел, захотел — ушел? Этот... Виктор за пять лет того не смог сделать, что ты в один день. У нее глаза мертвые были... говорила, двигалась — как робот. Сейчас только оживать начала, так ты тут как тут, снова явился?

Тед сидел, как оплеванный. Он сам просил говорить «нормально» — вот и напросился... И что можно на это возразить?

— Эх, была бы она моей дочкой — на порог бы тебя не пустил! — добавил «на закуску» Робер, вздохнул и устало осел, как проткнутый воздушный шарик. Предложил, уже нормальным тоном: — Ладно, так ты кофе будешь?

— Да нет, спасибо... вот воды, если можно.

Робер принес воды — большой бокал с плавающим ломтиком лимона — и сказал суховато, словно спрашивая разрешения:

— Если больше ничего не надо, я тогда спать пойду.

Теду показалось, что старик уже раскаивается, что сгоряча наговорил лишнего, позволив себе влезть в «господские дела».

— Спокойной ночи.

Он сидел и смотрел на темные полки с резным орнаментом — Рене как-то сказала, что им лет двести. И изо всех сил пытался вернуть себе то чувство простоты и кристальной ясности, которое погнало его в путь — ощущение, что наконец-то он делает все правильно и иначе просто быть не может.

Но оно исчезло, и остались лишь медленно ползущие стрелки часов. Рене встает в семь, еще четверть часа, пока ей доложат о его приезде...

А может, пойти к ней прямо сейчас — не ждать, постучать в дверь, разбудить?! Она не рассердится, даже обрадуется! А если нет? Что ж — еще один глупый поступок вдобавок к тому, что он уже натворил, ничего не решает. Или лучше сначала позвонить? А может...

Он вспомнил, как показывала Рене: на раме зеркала нажать серединку цветка, а потом совместить два лепестка. Но зеркала не было, только стеллажи, уставленные книгами, а в промежутках — неглубокие подсвеченные ниши с фарфоровыми статуэтками. Наверное, секрет опять в резьбе — и где-то тут, среди прочих, тоже должен быть цветок с секретом!