– Задание выполнено, – доложил Олег. – Потерь и раненых не имею. Расход ракет пять штук. Уничтожено четыре бронетранспортера и до двенадцати человек пехоты. В плен взято двадцать человек, из них шестеро раненые. Еще примерно столько же бежали в пустыню.

Докладывая, Олег на всякий случай прислушивался к себе. Первое настоящее боевое столкновение вроде бы не оказало критического влияния на его психику, о возможности чего предупреждали в училище. Даже на изувеченные тела погибших врагов он смотрел без особого душевно трепета.

– Молодец, курсант, – прозвучал в рации голос командира роты. – Приказываю оставить охрану к пленным и продолжить выдвижение.

– Есть продолжить выдвижение, – откликнулся Олег.

Через минуту уменьшившийся на двух человек взвод, развернувшись, неровной линией двинулся дальше на юг, углубляясь в пустыню.

Первым ощущением бортпроводницы «Валерия Быковского», всплывающей из темной бездны забытья, стала струйка воды, стекающая ей на лицо и шею. Потом был встревоженный голос где-то над нею:

– Девушка! Девушка, очнитесь!

Алина открыла глаза и сразу же пожалела об этом. Потому что вместе со зрением разом вернулись и все остальные ощущения, и нельзя сказать, чтобы они были приятными. Голова была словно набита ватой, а тело чувствовало себя так, словно она занималась в тренажерном зале много часов кряду. Было жарко, душно и пахло чем-то кислым.

Последствия перегрузки, – поняла бортпроводница. – Жесткая посадочка. Не будь амортизатора, меня бы вообще размазало.

Мысль об амортизаторе одним махом вернула ее в реальный мир. Ведь если она все еще находится на борту, значит, еще ничего не закончилось, и пассажирам может требоваться помощь. Она вгляделась в нависавшее над нею лицо и неожиданно узнала человека. Это был один из пассажиров, тот самый умник, который спрашивал, где они будут садиться.

Бортпроводница отщелкнула крепления и попыталась сесть в амортизаторе, ухватившись за его край. Это удалось не сразу, но когда удалось, то Алина оглянулась назад и не поверила своим глазам.

В тусклом свете аварийного освещения пассажирский салон превратился в нечто неузнаваемое. В полумраке были отчетливо видны желтые бока амортизаторов, но теперь они не стояли ровными рядами, а торчали тупыми носами в разные стороны, словно колонна автомашин, водители которых при резком торможении хватаются за ручное управление и выворачивают в стороны, чтобы избежать столкновений. Кое-где пластик пола вздыбился и пошел волнами. Из-под него торчали сплющенные алюминиевые трубки противоперегрузочных ферм. Хлипкие стены выгородки бортпроводника рухнули, раскрывшись, как цветок. Из-под ширмы входа, валявшейся теперь на полу, высовывалась чья-то рука со скрюченными пальцами. Алина вздрогнула, но тут же сообразила, что это тело пассажира, застреленного террористами в самом начале.

– Вам помочь? – спросил давешний умник, опираясь на стену.

В руке он держал пластиковую бутылку с водой из аварийного запаса. Но Алина не слушала. Она внимательно вглядывалась в картину полного разгрома в отсеке. Недалеко от нее, привалившись спиной к треснувшему боку амортизатора, сидела на корточках, обхватив руками голову, и слегка раскачивалась из стороны в сторону молодая женщина. Чуть дальше копошился, выбираясь из ремней привязной системы, еще один человек, но большинство пассажиров продолжали находится в амортизаторах. Потерявшие сознание? Или… Бортпроводница повернулась и попыталась запустить медицинский модуль на своем мониторе. Но экран был мертв.

Внезапно она поняла, что произошло с салоном. Когда корабль находился в горизонтальном положении, то в центральном проходе, самой высокой части отсека, расстояние между полом и потолком было около трех метров. Сейчас потолок просел, или, наоборот, пол вспучился, и крайние амортизаторы выдавило к центру. Это какой же силы был удар? Кроме того, пол пассажирского салона был почти горизонтальным, чего никогда не могло быть, если бы корабль стоял ровно. Ведь уровень пола в задней части салона был на четыре метра выше, чем в передней, поскольку салон прилегал к верхней части корпуса корабля, прихотливо изогнутой, в отличие от нижней – почти плоской. Сейчас получалось, что паром стоит, серьезно осев на корму и едва заметно накренившись на правый борт. Передняя переборка ощутимо согнулась вперед, пластик на потолке разошелся, и сквозь переплетение коммуникаций было видно, как обшивка, там, где переборка соединялась с потолком, пошла волнами. Люк в переборке сохранил горизонтальное положение, но оказался почти на ладонь утоплен вперед, и с одного взгляда было понятно, что открыть его не удастся.

Алина выбралась из амортизатора наружу и тут же едва не сломала ногу, попав ступней в трещину в покрытии пола. Острая боль в лодыжке, так отличающаяся от тупой боли во всем остальном теле, внезапно вернула ей ясность мыслей.

Значит, авария, – подумала она, потирая больное место. – Что там требует инструкция?

Инструкция требовала убедиться в том, что пассажиры живы, и, по возможности оказав им помощь, дожидаться спасателей. В этом заключался определенный смысл. В районе космодрома спасатели окажутся на месте в течение максимум десяти минут. Им виднее, не охвачен ли корабль снаружи пламенем, нет ли сильной радиации или отравляющих веществ в воздухе. Если нет – то они сами вскроют люки и придут на помощь. Пассажирам до этого безопаснее оставаться внутри.

Алина осторожно перешагнула через труп, подошла к амортизатору, в котором оставила наемника с фиолетовыми волосами. С черепно-мозговой травмой при посадке ему должно было достаться хуже всех. Тот ожидаемо был без сознания, но на шее прощупывался редкий нитевидный пульс. Круги вокруг глаз налились зловещей чернотой, еще бортпроводницу смущали сине-багровые в неверном свете пустого экрана кисти его рук, перетянутые пластиковой удавкой. Добравшись до распотрошенного медкомплекта, она отыскала в нем маленькие ножницы и перерезала жесткий пластик. Для этого ей пришлось наклониться внутрь его амортизатора, и она неожиданно увидела в углу пустого экрана часы. Цифры на них успокаивающе горели зеленым – «10.50». На глазах борпроводника нолик на конце сменился на единичку.

Умник сзади все это время говорил, не умолкая, продолжал что-то негромко спрашивать, но его слова проходили мимо сознания, как шум водопада или жужжание насекомых. Но теперь девушка повернулась к нему и спросила:

– У вас есть часы?

– А? Что? – сбился на полуслове прерванный мужчина.

– Я спрашиваю, сколько времени.

На руке у мужчины были часы со стрелками, но почему-то повернутые циферблатом на внутреннюю сторону запястья. Тот посмотрел на них.

– Без десяти одиннадцать. У меня по лунному времени…

Бортпроводница попыталась сосредоточиться. Лунное, оно же корабельное, оно же гринвичское время. Последнее, что она твердо помнила, был тяжелый удар, после которого разом оборвался рокочущий гул двигателя. Это было на посадочной глиссаде, и она тогда автоматически бросила взгляд на часы на своем экране.