– Новый командир взвода? Да ничего, нормальный парень. Окончит училище – будет хорошим офицером. Взвод догоним быстро – они на своих двоих далеко не уйдут. Но сразу за ними не поедем, надо сначала завернуть по трассе и забрать двух наших ребят, они пленных охраняли до прибытия ваших коллег. Курсант молодец, что-то такое разгромил и взял два десятка пленных.

– Хорошо начал, – не удержался от замечания капитан.

– А то! Я же говорю, – далеко пойдет.

Второго пилота привел в чувство настойчивый писк аварийного сигнала.

Разгерметизация, – понял он, не открывая глаз. – А сирена молчит, потому что нет энергии, ведь американка заглушила реактор, и остались только аварийные источники.

Потом он все же заставил себя открыть глаза. Рубка выглядела так, словно какой-то великан настойчиво плющил ее молотом, тщательно перемешивая содержимое. Потолок просел, раздавив стойки с аппаратурой на передней стене, причем прижал полукольцо пульта и передние края амортизаторов так, что выбраться наружу можно было только ползком через узкую щель. Пахло гарью и жженой пластмассой. Обломки покрывал толстый слой скользкого, как мыло, противопожарного порошка.

Шипя от боли в раненом боку, Евгений с трудом вылез наружу и некоторое время отдыхал на четвереньках перед задраенным люком в переходный отсек. Задняя часть рубки пострадала не так сильно, как передняя, и люк удалось открыть сравнительно легко. От увиденного в переходном пилота замутило. Оставленные здесь тела при перегрузке и ударе о землю мотало по крохотному отсеку вперемешку с разбитым роботом, которого притащили сюда наемники, и перемололо чуть ли не в кашу. Запах стоял соответствующий, и было полно дыма, скорее всего, из нижних отсеков, хотя пожар и не возник. Прикрывая лицо пачкой салфеток, пилот подобрался к кормовой переборке и подергал задрайки. Бесполезно. Переборка смялась, и в пассажирский салон не попасть. Выбираться следовало отсюда, и поскорее. Пассажирский люк открыть не удалось, а блок открывания аварийного был завален мертвецами, которых последний удар смел в неряшливую кучу на левом борту. Евгений, стиснув зубы, оттаскивал их в сторону, как вдруг под ногой у одного из трупов заметил едва заметное зеленое свечение. Это оказался светодиод на дверце сейфа. Сейф, казалось, не пострадал. Его лишь слегка выдавило из ниши, куда он был установлен. Второй пилот отпустил ногу мертвеца и медленно выпрямился. Потом протянул руку и сорвал с сейфа печать.

– Вот, значит, как, – бормотал он, нащупывая в кармане открывающие сейф карточки. – Сейчас и посмотрим. Посмотрим…

Его никак не оставляло поганое ощущение, что он сделал все не так, как нужно. Ведь можно было не попадаться на удочку и посадить корабль на Ал-Субайхе. Можно было! Кто знает, что происходило бы дальше, но так хоть паром остался бы цел и обошлось бы без лишних жертв. Сейчас он вообще не был твердо уверен в том, что вообще слышал в наушниках голос Анны или кого-то, представившегося ее именем. Это могла быть галлюцинация. О том, что на борту мог уцелеть кто-то еще, кроме него самого, он тоже не подумал. Разгром наводил на мысль, что и ему-то удалось уцелеть чудом, что было не так уж далеко от истины.

Сейф открылся без всяких проблем. Бесшумно и легко отворилась дверца, и внутри включился свет. Пилот вытащил из сейфа плотно набитый рюкзак и взвесил его в руке. В рюкзаке оказался пенопластовый контейнер со снимающейся крышкой, опломбированный той же печатью полицейского комиссара, а внутри него еще один, из плотного прозрачного пластика со знаком биологической опасности на крышке и надписью «Собственность Организации Объединенных Наций. Не открывать! Опасно!». И строчкой ниже: «При обнаружении этого предмета известите представителей ООН».

Внутри контейнера находился белый цилиндр, и с виду в нем не было решительно ничего особенного. Да, он, пожалуй, действительно напоминал по форме и размерам кутриттер, о котором говорилось в сообщении Почтальонов. Но выглядел он за мутноватым пластиком настолько невзрачно, что сложно было представить, что нашлись люди, готовые биться за него, не щадя ни чужой, ни своей жизни.

Пенопласт пилот выбросил, а прозрачный контейнер положил обратно в рюкзак и вернулся к прерванному занятию. Несколько минут усилий – и аварийный люк распахнулся. В отравленную атмосферу переднего переходного отсека хлынул снаружи воздух такой чистоты, что Евгений, разок вдохнув, едва не лишился сознания снова. Подтянувшись на руках, он высунул голову и осмотрелся. Небо было едва синеватым и запыленным. Лопнувший при ударе о землю корпус парома глубоко ушел во вздыбленный песок, расплескав его вокруг себя, словно жидкую грязь. Вокруг, насколько хватало глаз, только низенькие песчаные холмы, кое-где поросшие редким кустарником. Было довольно жарко. Вытащив на корпус рюкзак с кутриттером, он присел на корточки, стараясь унять головокружение. Надо подать сигал бедствия и попытаться проникнуть в пассажирский салон. Должен же еще хоть кто-нибудь уцелеть? Но и для того и другого понадобилось бы лезть обратно и окунуться в отравленную, пропитанную смертью атмосферу переднего переходного отсека. Зато там, внутри, можно в аварийном комплекте найти воду. А утолив жажду, попытаться вскрыть аварийные люки пассажирского салона. Автоматика, если она еще жива, не будет препятствовать, ведь снаружи нормальное давление.

Едва он подумал об этом, как сзади что-то грохнуло. Пилот, обернувшись, увидел, как по корпусу скатывается вниз отстреленная крышка пассажирского люка и из проема метрах в двадцати от него вертикально вверх выстреливает редкий столб пыли. Первой, кого он увидел, когда подбежал, была бортпроводница Алина Блинова, зачем-то прикрывающая ладонями уши.

– Алина! Вы как, живы?

Девушка посмотрела на него снизу, словно не узнавая, потом отняла ладони от головы.

– Спасатели есть?

– Нету, – ответил пилот.

Пехотинцев подобрали без проблем. В бронескафандрах внутрь они не влезали, и им пришлось ехать на броне, что все равно выходило быстрее, чем пешком. Ни капитан, ни самоходчики не возражали. По окрестным барханам все еще шлялись недобитые при штурме лагеря корпоранты, и никто не поручился бы, что кому-то из них не придет в голову погеройствовать напоследок, выпустив ракету по проезжающей самоходке, так что две лишние пары глаз и стволов наверху вовсе не были лишними.

Связь все чаще прерывалась. Не то противник опомнился, начав подавлять связные диапазоны и спутниковые каналы, что называется, в полную силу, не то сказывалось удаление от линии разграничения. Но с командиром взвода старший сержант все же связался и сообщил, что скоро его нагонит.

Но прежде чем это произошло, «Лилия» внезапно, клюнув носом, остановилась в ложбинке между двумя барханами, поросшими жесткой травой и редкими кустиками верблюжьей колючки. Пехотинцы спрыгнули с брони и затрусили вперед в пешем порядке, вскоре скрывшись из виду. Ствол артиллерийской установки плавно задрался в небо, и капитан всем телом почувствовал, как, лязгнув под кожухом, пришел в движение автомат заряжания и манипулятор дослал в казенник первую мину.