Они стояли на глинистой корке, твердой как бетон, и смотрели в ту сторону, откуда приехали. Смотрели на горы, у подножия которых разбили вчера лагерь, где и переночевали, внимательно осматривали их склоны, отыскивая самолет Гвидо. Ему еще рановато было появляться, и они занялись делом: вытащили из кузова бочку с бензином и поставили ее на землю в нескольких ярдах от грузовика: кузов должен быть пуст, когда придет время загонять лошадей. Они забрались в него и уселись в гнезде покрышек, шеями опершись о кромки и свесив ноги.

Перс сказал:

— Надеюсь, их там и впрямь пять.

— Гвидо сказал, что видел пять.

— Он сказал, что не уверен, кажется, один всего лишь жеребенок.

Гай предпочел промолчать. Он чувствовал, что сейчас заспорит с Персом. Он наблюдал за ним боковым зрением, видел его худые щеки, поросшие светлой щетиной, и сильную, жилистую шею, и сейчас было в этом Персе что-то странное.

— Ты еще долго думаешь здесь оставаться, Перс? — спросил он.

Оба глядели на отдаленные хребты, высматривая самолет.

— Не знаю. — Перс сплюнул через борт грузовика. — Мне, правда, тут уже поднадоело.

— Ну, все-таки это лучше, чем поденная работенка.

— Да уж, черт возьми. Любое дело лучше, чем поденщина.

Гай чуть прищурился:

— Ты ведь настоящий перекати-поле, парень. Неприкаянный.

— Ага, и это мне подходит. — У них часто возникал разговор на эту тему, и им это очень нравилось, они ее прямо-таки смаковали. — Уж во всяком случае, это лучше, чем гнуть спину на какой-нибудь проклятой ферме, гоняя коров как последний бакару[63], чтоб кто-то мог купить бензину для своего «кадиллака».

— Ты чертовски прав, — подтвердил Гай.

— Черт побери, Гай, да ты и есть самый неприкаянный из всех, кого я когда-либо видел, и с тобой все в порядке.

— Не жалуюсь, — сказал Гай.

— Ничего я не хочу и не хочу чего-то хотеть.

— Вот это правильно, парень.

Гай снова почувствовал, как они близки, и порадовался. Он не сводил глаз с дальних хребтов. Солнце грело плечи, и от этого ему было очень хорошо.

— Кажется, у него там возникли проблемы с этими сучьими мустангами, — заметил он.

Перс тоже посмотрел в сторону гор.

— Еще и пары часов не прошло. — Он обернулся к Гаю. — Там, в горах, уже, наверное, и мустангов-то больше не осталось, а?

— Вроде того, — согласился Гай. — Парочка небольших табунов. Больше тут ничем не разживешься.

— А чем ты намерен заняться, когда тут станет совсем пусто?

— Можно двинуть на север, мне кажется. Там вроде как осталось несколько больших табунов возле Тайбоун-Маунтин и этого горного хребта, что там проходит.

— Это далеко отсюда?

— Около сотни миль к северу. Если только удастся заинтересовать Гвидо.

Перс улыбнулся:

— Он не очень-то любит куда-то перемещаться, да?

— Да он такой же неприкаянный, как и все прочие, — сказал Гай. — Ничего ему не надо, ничего он не хочет. — И, помолчав, добавил: — Ему предлагали работу пилота — летать в Монтану и обратно. И за хорошую плату.

— И он отказался, да?

— Это не для Гвидо. — Гай улыбнулся. — Как он им сказал, ему может не понравиться кто-нибудь из пассажиров.

Оба рассмеялись. Перс даже помотал головой, восхищаясь Гвидо. Потом заговорил:

— Мне вот тоже дома предлагали взять на себя целую академию верховой езды. Я подумал, вроде неплохо. Двести в месяц и на всем готовом. И нетрудная работенка. Можно вообще в седло не садиться. Просто болтаться рядом, чтоб клиенты были довольны, да сажать девиц в седло и помогать слезть обратно.

Он замолчал. Гай знал, что должно последовать. Всегда одно и то же. Это еще больше сближало его с Персом, и это было именно то, что ему в первую очередь нравилось в Персе. Он наткнулся на Перса в баре, где этот парень угощал спиртным всех подряд, транжиря выигрыш на родео. Волосы у него все еще были в крови от удара копытом взбрыкнувшей лошади, случившегося всего час назад. Рослин предложила ему позвать врача, и он сказал: «Большое спасибо. Только это не слишком серьезно. Кому достается сильно, тот обычно помирает, и никакой врач не поможет, а если удар несильный, в любом случае поправишься без всякого врача».

Тут Гаю вдруг пришло в голову, что Перс был знаком с Рослин еще до того, как они встретились в этом баре. Он уставился на парня, сидевшего к нему в профиль.

— Хочешь, двинем на север вместе, если я туда соберусь? — спросил он.

Перс с минуту думал.

— Да нет, я, наверное, пока здесь поболтаюсь. Там же родео почти не бывает.

— Я, может, сумею найти там пилота, на севере. А Рослин отвезет нас туда на своей машине.

Перс обернулся к нему, немного удивленный:

— А разве она тоже туда поедет?

— Конечно. Она ж настоящий товарищ, — сказал Гай. И посмотрел Персу прямо в глаза, которые сразу потеплели, и в них появилось заинтересованное выражение.

— Ну, может быть, — ответил Перс. — Понимаешь, сказать тебе по правде, Гай, мне никогда особо не нравилось бить этих лошадей, чтоб из них потом делали корм для кур.

— Ну, если не мы, тогда кто-то другой будет их бить.

— Да знаю я! — И Перс повернулся, чтоб посмотреть на дальние горные хребты. — Просто мне кажется, они должны оставаться здесь, им тут самое место.

— Да они там ничего не делают, только объедают траву, которая должна идти на прокорм нормального скота. Скотоводы всегда отстреливают их, если те им попадаются.

— Знаю, — сказал Перс.

— Они даже не утруждают себя, чтоб отвести их на бойню. Просто отстреливают, и те потом гниют там.

— Знаю, — повторил Перс.

Наступило молчание. Вокруг все тоже замерло: в окружавшей их чаше бывшего озера никто не двигался, ни жуки, ни ящерицы, ни кролики. Солнце по-прежнему грело им спины и ноги. Гай сказал:

— Я бы продавал их в школы верховой езды, да уж больно они мелкие, только для детей годятся. А перевозка обойдется дороже, чем они стоят. Ты ж сам их видел — разве это лошади, одна кожа да кости.

— Ну, не знаю, просто мне не очень-то это нравится, когда их сотнями пускают на корм курам, вот что. Если бы пять или шесть… но сотни — это уж слишком. Ну, не знаю…

Гай немного подумал, потом сказал:

— Ну а если не это, тогда поденная работа. В тутошних местах ничего другого нету. — Он говорил о себе, объяснял собственное отношение к проблеме.