Ткани, ковры, миниатюры и керамика, часто как будто вышедшая из рук миниатюристов, позволяют создать представление об утончённости и пышности двора и, следовательно, высшего общества. Прежде всего особого внимания заслуживают ткани, изысканные и нежные по колориту, который контрастирует с очень яркой расцветкой ковров, расписанные цветами и дальневосточными садами, где прохаживаются очень женственные персонажи, тем более что некоторые ткачи считались видными художниками, и к ним относились как к таковым.

На самом востоке шахская резиденция выходила на большой триумфальный проспект длиной около 3 км и шириной 33 м — Чахар-Баг («Четыре сада»), полого спускавшийся к Зайендеруду, куда по широкому каналу, проходящему по оси проспекта, обсаженному тополями и образующему ряд небольших водопадов, текла вода. Проспект пересекал реку по восхитительному мосту Аллаверди-хана, называемому также Мостом тридцати трёх арок, и продолжался за Джульфу до парка, разбитого около 1650 г. Теперь этот проспект — не более чем тень прежнего.

Оба больших моста, Мост тридцати трёх арок (около 1600), имеющий длину 295 м и ширину 13,75 м, и служивший также плотиной мост Хаджу (Поле-Хаджу, 1650) с двадцатью четырьмя арками и длиной 132 м, имеющие каменные быки и кирпичные пролётные строения, относят к самым выдающимся памятникам Исфахана, прежде всего за смелость решения и красоту, а далее и прежде всего — потому что эти мосты демонстрируют довольно редкую заботу о населении. Там было сделано всё для отдыха и развлечения пешеходов: многочисленные переходы на разные уровни, беседки на этих переходах, ступени, позволявшие сесть у самой воды, и даже непристойные картинки, которые в конце XIX в. были стёрты.

Сефевидская архитектура всем обязана шаху Аббасу, как в Исфахане, так и в других местах, н родилась с его приходом к власти. Мы видели, что он поощрял и все прочие искусства, но они существовали и до него, и если вспомнить только важнейшее из них (наряду с коврами), миниатюру, то надо отметить, что она славилась и при шахе Тахмаспе («Хамсе», 1529, Нью-Йорк; «Зафар-наме», 1529, Тегеран), и даже раньше («Хамсе» Низами, 1522, Британский музей) и что она во многом следовала гератским традициям, доходя даже до некоторой слащавости, до чрезмерной красивости, которая потом резко исчезла под влиянием европейской живописи.

АФГАНСКОЕ ВОССТАНИЕ И НАДИР-ШАХ

При несколько поверхностном взгляде на политический пейзаж могло бы показаться, что после смерти шаха Аббаса в 1629 г. каждый следующий суверен сефевидской династии оказывался хуже предыдущего. Что можно вспомнить о шахе Сафи (1629-1642) и об Аббасе II (1642-1667), кроме их пышных празднеств, визита европейцев, возведения нескольких памятников, порой примечательных, как мост-плотина Хаджу, если он действительно был построен при Аббасе II, и дворца Сорока колонн (Чехель-Сотун) в Исфахане? Сулейман-шах (1667-1694) запомнился прежде всего пьянством и оргиями, но всё-таки Иран ему обязан восхитительным дворцом Восьми раев (Хашт-Бехешт). Грандиозное медресе Матери Шаха (Мадаре-Шах, 1706-1714), воспетое Пьером Лоти и многими путешественниками после него, которое было построено при шахе Султане Хусейне (1694-1722), не может изгладить из памяти религиозный фанатизм последнего и особенно фанатизм его мулл, которым он дал полную свободу действий, чтобы компенсировать, как говорили злые языки, все беспутства собственной жизни. Их преследования суннитов и вызвали афганское восстание, которое одержало победу тем легче, что к тому времени шах слишком отдалил от трона кызылбашей и те нетерпеливо ждали дня, который неизбежно должен был настать, когда они смогут вновь себя проявить.

Афганцы оставались правоверными суннитами и сохранили свои воинские доблести, которые веками демонстрировали в походах на Индию. Шиитский деспотизм Сефевидов стал для них невыносим, и они не видели причин, по каким им следовало бы его терпеть дальше. Тогда-то некий Мир Вайс, вождь племени гильзаев, решил перейти к действию. Пожаловавшись исфаханскому двору на некомпетентность наместника Кандагара — Гургена, русского, обратившегося в ислам, — и на недоверие, которое тот вызывает, но ничего не добившись, он в 1707 г. устроил убийство наместника и объявил себя независимым. Имперское правительство никак не отреагировало. Казалось, для суннитов настал час взять реванш у шиитов. Мир Вайс рано умер, и на борьбу афганцев поднял его племянник Махмуд-хан. Сефевидская армия потерпела поражение, Исфахан в 1722 г. был взят и разграблен, и Махмуд провозгласил себя шахом (1722-1725). Наконец Иран был под политическим контролем иранцев, даже если их считали иноземцами, но потерял единство и вновь подпал под иго суннитов.

Империя оказалась в отчаянном положении. Афганцы многое дезорганизовали, многое уничтожили, многих убили — около миллиона человек, говорят персидские историки: кого-то случайно, но в основном сознательно выбирая жертв, прежде всего шиитов и верных сторонников режима, в том числе много армян. Пробудились все враги, а вместе с ними старые демоны независимости провинций и племён. Османы в 1723 г. заняли Тифлис и Керманшах, в 1724 г. Эривань и Хамадан, в 1725 г. Тебриз; русские — все области к югу от Каспийского моря, Баку, Гилян, Мазандеран, Горган (1723). Многие провинции отказались признавать афганца и его преемника Ашраф-шаха (1725-1732). Нужен был сильный человек. И вскоре найдётся тот, кто своим мечом начертит в восточном небе ослепительный круг, откуда упадёт отнюдь не несколько капель крови.

Имам-кули Надир, который станет Надир-шахом, остаётся загадочной фигурой для историков, хотя его авантюры, его личность, его головокружительная военная эпопея, последняя в азиатской истории, казалось бы, должны были побудить направить на него все прожектора. Его биография полна подвигов, колоритных, забавных, а чаще жестоких историй, словесных острот, надменных отповедей. Разве не была хлёсткой реплика, которую он бросил в ответ тем, кто заметил, что он имеет недостаточно знатное происхождение, чтобы жениться на дочери Великого Могола, руки которой он пожелал: «Да, но я сын своей сабли»?

Он принадлежал к тюркскому племени афшаров, во время стычки попал в плен к узбекам, восемь лет оставался их «рабом» и хотел взять у жизни реванш. Сумев бежать, он поступил на службу к одному хану, убил его, похитил его дочь, потом, в 1728 г., совершил второе убийство, очень похожее на первое, память о котором история, может быть, и не сохранила бы, если бы оно не повлекло тяжких последствий. Человек, которого он убил на этот раз, был вождём тюркского племени каджаров. Оно было могущественным. Оно пожелало отомстить и добилось лишь того, что потерпело поражение. Чтобы верней его контролировать, Надир взял в заложники сына своей жертвы, юного Ага Мухаммада, и велел оскопить его. Евнух этого не забудет. С ним мы ещё встретимся.

Чтобы избавить страну от афганцев, Надир вступил в соглашение с Тахмаспом, номинальным шахом-Сефевидом. Он не нуждался в последнем и исключительно сам, но некоторым образом с санкции шаха предпринял завоевание Ирана в атмосфере народного энтузиазма и под неизменные возгласы одобрения. Он вступил в Исфахан, освободил Тахмаспа и сделал вид, что посадил его на трон (1730-1731). Через пять лет он сместил его преемника Аббаса III (1732-1736) и добился от собрания именитых лиц, прибывших со всей страны, чтобы шахом провозгласили его. Захватив Иран и утвердив свою власть, он заодно изгнал захватчиков: с одной стороны — османов, у которых в 1732 г. отобрал Месопотамию и которых вынудил в 1736 г. подписать мир, восстанавливавший границы 1639 г., с другой стороны — русских, которых в 1738 г. вытеснил из Армении и Азербайджана. Более того, он совершил молниеносные рейды на Согдиану и Хорезм, где подчинил оба ханства — Бухарское и Хивинское, в 1739 г. ходил на Индию и дошёл до самого Дели, откуда привёз несметную добычу, в числе которой всегда упоминают знаменитый «Павлиний трон» (Тегеран, Сокровищница). Говорят, он был безумцем. Если его солдаты после таких побед могли в 1747 г. его убить, значит, так оно и было и его безумие стало невыносимым даже для людей, привычных ко всему.