– Хорошо-хорошо, я поняла. Нотр-Дам-де-Долёр – название необычное…

– Уникальное.

– Может быть. Но в уникальности нет ничего плохого, верно?

Они посмотрели друг на друга. Девушка изо всех сил старалась быть не такой, как все, а парень изо все сил старался быть таким, как остальные.

– Думаю, да, – согласился он, хотя и неуверенно.

– Месье топонимист удивился такому названию, – признала Амелия. – Однако здесь есть и другие необычные. Сен-Луи-дю-Ха! Ха! к примеру.

– Что, разве есть такое место?

– Oui. Да еще и с восклицательным знаком после каждого «Ха».

– Шутишь!

– Разве я похожа на того, кто склонен шутить?

– Нет, но твои слова похожи. Ха-ха.

Он увидел, что кончики ее губ едва заметно приподнялись. Это можно было принять за маленькую победу.

– И потому жителям Нотр-Дам-де-Долёр еще повезло, да? – сказала она. – Ведь могло быть и хуже.

– Оно и было хуже. Стропила.

Но на него произвело впечатление, что она раскопала все это. Не отступила, когда другие отказались. Когда он опустил руки.

Но имело ли это значение? Даже если именно здесь прежде стояла деревня, теперь от нее уже ничего не осталось.

Они сидели бок о бок и смотрели на медленно запотевающие окна.

– Она исчезла, – сказал Натаниэль.

– Ты упускаешь главное. Может, она и исчезла, но когда-то все же находилась здесь. И я уверена, кто-нибудь из жителей остался. Люди всегда остаются. Идем.

Она вышла из машины, прежде чем он успел возразить – сказать, что не осталось никого. По крайней мере, никого живого.

И тут он понял, что имела в виду Амелия. Что имела в виду мадам Зардо.

Люди находились в шести футах ниже уровня земли. Оставшиеся жители были останками.

Деревня Нотр-Дам-де-Долёр, урожденная Стропила, превратилась в поселение призраков.

Они провели здесь час, промокли до костей и замерзли, но все же нашли кладбище. На кладбище наступал лес, особенно густой в этом месте. Надгробия провалились, некоторые лежали перевернутые, но надписи на многих еще можно было прочитать. Их изготовитель глубоко высек буквы в местном граните.

Амелия и Натаниэль почти не замечали, что снежная крупа перешла в обычный снег, пока не осмотрели все камни, которые нашли.

Когда они взглянули друг на друга, между ними падали крупные снежинки.

Стояла почти полная тишина, раздавался лишь знакомый шорох падающего снега. На них. На деревья. На землю.

И теперь до них донеслись другие звуки. Стук. Звон. Бряцание.

Литавры.

Лес отвечал им музыкой.

Час спустя они вошли в бистро и вручили Оливье два металлических ведерка.

Он настороженно заглянул в них и улыбнулся.

– Ведерки с кленовым соком. Где вы их взяли? – Восхищенный, он поставил их на пол. – Таких настоящих ведер теперь и не увидишь. И они полные.

– Сок из большинства других ведерок мы перелили в эти, – сказал Натаниэль.

– Мы решили, жалко будет, если пропадет, – сказала Амелия. – Нашли их в лесу около Стропил.

– Вы обнаружили деревню?

Они кивнули.

Позади Оливье у огня сидела Рут. Она подняла руку и, когда кадеты помахали ей, приветственно выставила вверх палец.

– Она понимает, что это значит? – шепотом спросил Натаниэль у Оливье.

Оливье рассмеялся:

– Можешь не сомневаться. А ты?

– Ну, это означает…

– Это означает, что вы ей нравитесь.

Жак и Хуэйфэнь тоже сидели в бистро за столиком, который теперь считался кадетским, пили горячий шоколад и разглядывали карту. Они кивнули кадетам-первогодкам.

Но Амелия и Натаниэль с дружеским «bonjour» прошли мимо них к столику Рут.

– Я бы предложила вам присесть, но не хочу, – заявила Рут.

Натаниэль поднял руку и медленно распрямил средний палец. Он никогда никому не показывал этот жест. Хотя и хотел. Много-много раз. Никогда не показывал. И вот сделал это в первый раз, в отношении старой женщины.

Он не думал, что тут есть причина гордиться собой, и все равно показывал ей палец. Хотя ужас волнами накатывал на него.

Роза, сидевшая на коленях Рут, пробормотала: «Фак, фак, фак».

И Рут рассмеялась:

– Да какого черта. Садитесь. Только ничего не заказывайте.

Они сняли мокрые куртки и повесили на гвозди у огня, потом чуть подвинули свои стулья к теплу. Рут наклонилась к кадетам и рассмотрела их. Вымокших, промерзших до костей. Но счастливых.

– Вы нашли Стропила, – сказала она, и они кивнули. – А могилу вы нашли?

Клара и Мирна поехали с Рейн-Мари в историческое общество в Сен-Реми. Секретарь подтвердила, что была проведена очень успешная ретроспектива об участии региона в Великой войне.

– Тогда, может, вы мне скажете, где все эти материалы? – спросила Рейн-Мари.

– Мы же отдали их вам, – удивилась пожилая квебекская волонтерша.

– Вы дали мне много коробок, – подтвердила Рейн-Мари. – И большинство из них я разобрала, но не нашла ни одного документа о Первой мировой войне.

Женщина явно подозревала Рейн-Мари в том, что она либо потеряла, либо украла коробки. И Рейн-Мари вдруг поняла, что она и сама примерно так же глядела на научных сотрудников, когда те заявляли, что не могут найти какие-то материалы, хотя она была уверена, что они лежат там, где и должны лежать.

Она посмотрела в это вежливое, подозрительное лицо и улыбнулась:

– Я знаю, это кажется невероятным, но я правда искала, и там ничего нет.

– Мм. – Женщина откинулась на спинку пластикового стула. – Куда же они могли деться?

Она задумалась. Рейн-Мари ждала. Клара и Мирна убивали время, разглядывая постоянную выставку в большой комнате позади стола волонтерши. Там была одежда, фотографии, карты.

– Смотри-ка, эта подписана, – сказала Клара. – Тюркотт.

– И год. Тысяча девятьсот девятнадцатый.

Они ясно увидели Сен-Реми, процветающий лесозаготовительный городок, и Уильямсбург, и даже Стропила. Еще не перекрещенные в Нотр-Дам-де-Долёр.

А Трех Сосен не увидели.

– Почему? – спросила Клара.

Но у Мирны не было ответа. Она подошла к манекену в кружевном свадебном платье. Обхват талии у манекена не превышал обхвата запястья Мирны.

– Тогда люди были меньше, – объяснила она Кларе. – Из-за недостатка питания.