— У тебя запас терпения больше, чем у меня, — сказала Яшма Крылышку Бабочки, торопливо отмеряя дозу лауданума. — Ты не побудешь пока с ней? А мне надо в Кинросс.

Пока Крылышко Бабочки поила Анну снадобьем, которое, к счастью, очень нравилось девочке, Яшма незаметно вынула из шкафа флакон с надписью «Хлороформ» на этикетке. Анну уложили в постель, с холодным компрессом на лбу, между тем Яшма прихватила одну из марлевых повязок. Все это она проделала так быстро, что Крылышко Бабочки не оглянулась, даже когда Яшма случайно стукнула дверцей шкафа.

Сколько раз она мысленно продумывала каждый свой шаг! Планировала каждое движение, пыталась понять, какими могут быть последствия. Свой план Яшма начала приводить в исполнение немедленно и из детской прямиком направилась в сарай на заднем дворе, куда много лет назад ее поселила Мэгги Саммерс. С тех пор сарай успел послужить временным пристанищем для помощника повара, который сошел с ума, был закован в наручники и увезен в сумасшедший дом; подобие тюремной камеры, где его содержали, сохранилось до сих пор. Окна без стекол, но с решетками, прикрывали прочные ставни, стены были обиты соломенными циновками, койка надежно привинчена к полу. На койке лежал только матрас, но Яшма принесла с собой простыни и аккуратно застелила ее. Скудная меблировка: кроме койки, только стол, стул и тумбочка, тоже привинченные к полу. Комнату долго отскребали и отмывали, но в ней все равно витал слабый запах фекалий и рвоты; Яшма распахнула окна и зажгла курительную палочку пристроив ее в банке из-под варенья. Ей пришлось несколько раз забежать на кухню в большом доме, но Чжан и его помощники были заняты и потому ничего не замечали. Из кухни Яшма прихватила маленькую спиртовку, медный чайник для кипятка, несколько китайских пиал и пакет зеленого чая.

Двор был пуст: сегодня стирки не намечалось, а Чжан всецело отдался приготовлению ужина. В последний раз оглядев комнату в сарае, Яшма удовлетворенно кивнула. Ставни уже были заперты, на окнах и столе расставлено шесть керосиновых ламп которые Яшма стащила из дома. Она переоделась в свое лучшее платье — прямое, очень узкое, из ярко-синего вышитого шелка, с разрезами по бокам, без которых она не смогла бы сделать ни шага. Ни одна китаянка не вырядилась бы так, отправляясь в город белых, поэтому Яшма, несмотря на жару, набросила поверх платья пальто. В карман пальто она сунула флакончик лауданума, который прятала у себя в уборной.

Набравшись смелости, она попросила одного из лакеев вызвать вагон и отправилась в Кинросс. Время близилось к четырем, а Яшма знала, что Теодора Дженкинс сейчас играет на органе в церкви Святого Андрея, готовясь к воскресной службе — последней перед началом поста. Смена на руднике заканчивалась в шесть, поэтому вагон был пуст; Яшма отметила, что и на террасе у копров безлюдно. Достигнув подножия горы, Яшма торопливо двинулась в город, обошла стороной главную площадь и приблизилась к дому Теодоры Дженкинс.

Сэм О'Доннелл не изменил своему расписанию: с понедельника по пятницу он работал до пяти часов, а если и уходил куда-нибудь, то всегда после обеда и быстро возвращался. Пес заворчал раньше, чем Сэм успел заметить Яшму, поэтому, когда она вывернула из-за угла, Сэм уже знал, что кто-то идет, и поднялся, отряхивая руки и явно ожидая увидеть Теодору. При виде Яшмы в пальто он вопросительно поднял брови, усмехнулся и аккуратно положил кисть поперек верха банки с краской.

— Не запарилась? — спросил он.

— Ужасно, как в духовке, — ответила Яшма. — Ты не против, если я сниму пальто, Сэм?

— Давай.

Подружку Теодоры, полукровку, Сэм не считал миловидной, но когда она сбросила пальто и предстала перед ним в удивительном ярком платье, он испытал мощный прилив желания, чего с ним не случалось со времен знакомства с Анной Кинросс. А она аппетитна, эта потаскушка! Талия тоненькая, грудь высокая, в разрез видны ножки в шелковых чулках с кружевным верхом, а над чулками — соблазнительная полоска голой кожи. А волосы — прямые черные густые лоснящиеся, как шкура чистокровного рысака — аккуратно зачесаны за маленькие розовые ушки и свисают по спине ниже пояса. Сэма О'Доннелла возбуждали только юные девственницы и опытные распутницы.

— Куда это ты так вырядилась? — еле выговорил он.

— В деревню к князю Суну, потому и пришлось надеть пальто. Надо было дождаться, чтобы кто-нибудь подвез, слишком уж жарко. Вот я зашла к мисс Теодоре напиться воды.

— Мисс Джей нет дома, но дверь открыта.

Вместо ответа Яшма приложила узкую кисть руки ко лбу, ахнула и пошатнулась, словно теряя сознание. Сэм О'Доннелл подхватил ее, придержал и почувствовал, как она дрожит. Приняв ее отвращение за вожделение, он не удержался и поцеловал китаянку. Яшма ответила на его поцелуй так, что Сэм вознесся на седьмое небо, поскольку подобных уловок не знал — неужели все китаянки такие? Много же он упустил, пренебрегая ими! Если все эти байки о китайцах не врут, значит, все у нее должно быть маленькое и тесное. Сэм не знал, что Яшма когда-то служила в борделе у мисс Руби и повидала всякое.

— Я хочу тебя, — хрипло прошептал он. — Яшма, я хочу тебя!

— И я тебя, — шепотом откликнулась она, перебирая его волосы.

— Закончу работу — и мы поедем ко мне.

— Нет, лучше не к тебе, — возразила она. — Я поднимусь на гору в вагоне, а ты иди следом по тропе. Я живу в сарае на заднем дворе, тропа ведет прямо туда. Слуг в доме немного, так что поскорее пройди по двору и увидишь мою дверь — ярко-красную, она там одна такая.

— У меня в палатке было бы надежнее, — заметил он.

— Нет, я туда не дойду, я слабая, Сэм. — Она провела языком по его уху, потом — по подбородку, коснулась губ и раздвинула их. — Обожаю белых мужчин, — гортанно выговорила она. — Они такие огромные! Я служу в Кинросс-Хаусе, мужчины для меня под запретом. Но ради тебя я готова рискнуть. Сэм, как я тебя хочу! О, я готова зацеловать тебя везде!

По этим словам Яшму можно было принять за опытную шлюху, но она казалась такой милой и чистой, что Сэм О'Доннелл забыл о неприязни к китайцам и проституткам и кивнул.

— Ладно, приду, — пообещал он.

Яшма набросила пальто и сразу стала прежней, невзрачной: волосы спрятаны, ног не видно, груди будто и не существует.

— Я буду ждать, — промурлыкала она и поспешила прочь.

Подгоняемый острым вожделением, Сэм покончил с работой и чуть ли не бегом бросился вверх по тропе; пес не отставал от него ни на шаг, словно что-то предчувствовал. Возможно, так оно и было.

В обычной жизни Сэм О'Доннелл был тихим, сдержанным парнем, любил знаки внимания со стороны женщин, но на откровенные заигрывания не отвечал. Про себя он говорил, что слишком разборчив, и если кто и способен лишить его желания, так это или добродетельные женщины старше двадцаги, или прожженные шлюхи из публичного лома на окраине Кинросса.

Сэм родился близ Молонга, крошечного провинциального городка на западе страны: его судьбу определили обстоятельства. Отец Сэма был издольщиком и стригалем, мать рожала детей. В двенадцать лет паренек впервые явился в сарай для стрижки вместе с отцом и научился кропотливому, тяжелому груду в ужасающих условиях. Стригали жили в бараках, спали на голых койках, питались отбросами, которыми брезговали даже сторожевые псы. Неудивительно, что их профсоюз слыл самым воинственным! Пока была жива мать, Сэм терпел ненавистную работу, а потом удрал в Галгонг, на золотые рудники, где освоил новое дело. Ближе к сорока годам он осел в Кинроссе и нанялся в рудокопы, могущественного сэра Александра Кинросса он и в глаза не видел, даже когда в город приезжал Бэда Талгарт.