Джим Саммерс! А почему бы и нет? Оправдать его только из-за долгой службы? Зато он всюду вхож, он свой на горе Кинросс, знает здешние леса, тропы и особняк. Когда-то он жил здесь же, на третьем этаже. Его жена служила экономкой. А теперь его жена не в состоянии исполнять супружеский долг, но Джим не решается прибегнуть к услугам девчонок из публичного дома на окраине Кинросса. На окраину его перенесли, когда город стал приобретать респектабельность под влиянием местных церквей и служителей Господа.

И Яшма решила последить за Джимом Саммерсом — хотя бы не в мастерских, а на горе. Сделать это было несложно: Крылышко Бабочки охотно соглашалась присматривать за Анной и даже дорожила этой привилегией, Стрекоза вернулась к исполнению своих обязанностей, а Элизабет чаще, чем прежде, бывала в детской.

* * *

Детская превратилась в больничную палату. По настоянию доктора Уайлера в доме заранее приняли все меры на случай преждевременных родов. Самая смелая из девиц Вон, Жемчужина, научилась равномерно капать хлороформ на марлевую повязку, погружая пациентку в сон, но не вызывая удушья, доктора Бартона познакомили с новейшими акушерскими методиками, чтобы обратиться к нему, если доктора Уайлера не окажется на месте в решающую минуту. С недавних пор в Кинроссе появилась акушерка Минни Коллинз, которая, по мнению доктора Уайлера, была более осведомлена о тонкостях деторождения, нежели старый доктор Бартон. В детской поставили стеклянный шкаф с блестящими инструментами в растворе карболки и еще один — с флаконами хлороформа, карболки и спирта. В пропахших карболкой ящиках хранились стерильные простыни, бинты, тампоны и несколько марлевых повязок.

Вопреки всеобщим ожиданиям Анна терпеливо переносила беременность и так охотно предъявляла живот при первой же просьбе, что казалось, будто она им гордится. А когда ребенок зашевелился, она издала вопль ликования. Увы, Анна по пятам ходила за Нелл, и та невольно была причастна ко всем подробностям беременности.

Устав от математики, истории, романов и анатомии, Нелл хандрила, пока на выручку к ней не пришла Руби.

— Пора посвятить тебя в дела компании «Апокалипсис», — заявила Руби тоном, не допускающим возражений. — Если уж Констанс смогла занять место Чарлза, а муж Софии — разобраться в конторских книгах, значит, ты и подавно сможешь заменить Ли. Теоретических знаний тебе уже некуда девать, перейдем к практике. Мы с Суном и Констанс решили, что ты будешь работать пять дней в неделю: два — в городских конторах, три — обследовать рудники, заводы и мастерские. Задача эта для тебя не новая, ведь Александр повсюду водил тебя за собой. Если хочешь стать настоящим инженером, сначала научись управляться с рабочими, которые вряд ли будут довольны таким начальством.

Предложение Руби оказалось для Нелл спасением. К двигателям и шахтам она привыкла с раннего детства — сначала она разглядывала их, сидя на отцовском колене, затем стоя рядом, а теперь, переодевшись в мешковатый комбинезон — ужас! — сумела доказать возмущенным мужчинам: ей прекрасно известно, с какого конца подойти к локомотиву и как проходит процесс обработки руды цианистым калием. Гаечным ключом она орудовала не хуже многих рабочих, не морщилась, перепачкавшись смазкой, умела на слух определять дефекты металла, обстукивая механизм или колеса поезда. Недовольство рабочих сменилось восхищением, тем более что Нелл умела забывать о том, что принадлежит к слабому полу, и часто вела себя как мальчишка. И, кроме того, от Александра она унаследовала силу воли и властность: когда она отдавала приказ, то ждала, что он будет исполнен, поскольку просто так ничего не требовала. А когда она чего-нибудь не понимала, то без смущения задавала вопросы.

Элизабет, которая в последнее время беспокоилась за Нелл больше, чем за Анну, теперь лишь облегченно вздыхала. Ее старшая дочь, ушедшая в мир мужчин, была слишком чуткой и восприимчивой и страдала, когда ее отвергали. В Нелл причудливым образом сочетались стальная воля Александра и загадочная неуверенность Элизабет, и хотя Нелл не была близка с матерью, Элизабет прекрасно понимала ее, несмотря на то, что девочка этого не замечала — или не хотела замечать. Папина дочка Нелл стала отверженной, потому что папы не было рядом. Думая о том, что девочка занята делом, которому посвятил всю жизнь ее отец, Элизабет чувствовала безмерное облегчение.

На восьмом месяце беременности, в марте 1891 года, Анна слишком отяжелела, чтобы совершать предписанные ей долгие прогулки; симптомы преэклампсии так и не проявились, но, потеряв подвижность, девочка стала беспокойной и раздражительной.

Яшма любила уводить Анну в розарий, прекрасный в пору летнего цветения. Медленно пройдя по дорожке, Анна усаживалась в плетеное кресло и развлекалась попытками угадать цвет роз. Представление о цвете она имела, но никак не могла связать названия с цветами. И Яшма превратила обучение в игру, смеясь над своей привычкой произносить слова для Анны нараспев.

— Кра-а-асный! — говорила Яшма, указывая на цветок. — Ро-о-озовый! Бе-е-елый! Же-о-лтый!

Анна послушно повторяла, но так и не могла запомнить, какая из роз красная, а какая розовая или кремовая. Однако игра помогала скоротать время и отвлечь ее от беременности.

Они как раз играли в розарии, когда вдалеке через лужайку прошел Саммерс; за ним рысила серая пастушья собака. Яшма слышала, что у Саммерса есть пес — очевидно, для компании, — впрочем, и его жена любила животных.

Вдруг Анна радостно крикнула и протянула руки.

— Ровер! — позвала она. — Ровер, Ровер!

Дневной свет померк в глазах Яшмы, будто лунный диск закрыл пылающее солнце; застыв среди розовых кустов, она прочувствовала всю глубину предательства невинного ребенка и поняла страшную разницу между подозрением и уверенностью. Анна знала, как зовут собаку Сэма О'Доннелла.

Но самого Сэма Анна не знала! За неделю, проведенную в городе, Яшма успела расспросить всех, с кем встречалась девочка, забредая в город, кто говорил с ней, брал под опеку и приводил обратно в Кинросс-Хаус. Подозревая Сэма О'Доннелла, Яшма спрашивала прежде всего о нем, но в списке знакомых Анны он не значился. Когда девочка убегала из дома, в городе она первым делом направлялась в отель к Руби или в церковь к преподобному Уилкинсу. А там? Что, если именно в это время Сэм О'Доннелл травил в церкви крыс? Но если верить священнику, Сэм и Анна в церкви не встречались, иначе он запомнил бы это. Тем не менее Анна сразу вспомнила кличку пса Сэма О'Доннелла, следовательно, хорошо знала и его самого.

— Ровер! Ровер! — продолжала звать Анна, вытянув перед собой руки.

— Мистер Саммерс! — окликнула Джима Яшма.

Он услышал и подошел, пес следовал за ним по пятам.

— Это Ровер? — спросила Яшма, когда дружелюбная собака бросилась на зов Анны, виляя хвостом и норовя лизнуть девочку в лицо.

— Нет, его зовут Блуэй, — преспокойно объяснил Саммерс. — Анна, это Блуэй, а не Ровер.

Саммерс не знал, как зовут собаку Сэма О'Доннелла. Яшма, которой казалось, что она бредет по колено в вязком сиропе, разрешила Анне поиграть с псом, спустя некоторое время попрощалась с Саммерсом, потом сама развлекала подопечную до обеда. Заметив, что Анна уже устала, Яшма увела ее в дом, где будущая мама пожаловалась на головную боль.