— Уже все, Анна, — сообщил врач. — Одевайся и садись.

Случайно встретившись взглядом с Яшмой, врач передернулся, точно коснувшись ледяной руки мертвеца. Яшма сама подошла к постели и помогла Анне надеть панталоны.

— Пять месяцев, леди Кинросс, — объявил доктор Уайлер, благодарно потягивая чай в зимнем саду.

— И беременность нельзя прервать? — с закаменевшим лицом уточнила Элизабет.

— Это не в моих силах, — мягко ответил он. Винить бедную женщину за жестокий вопрос он не мог.

— Ей… это нравилось?

— Похоже, да. Видно, насильник ей попался неглупый и умеющий совращать девственниц. — Он отставил чашку и продолжал, с сочувствием глядя на собеседницу: — Анна — воплощенное противоречие. По уму — ребенок, а по физическому развитию — зрелая женщина. Тот тип научил ее подчиняться, делать то, что ему нравится, даже если в первый раз ее ощущения были неприятными. А может, и не были. Анне незнакомы обычные женские страхи, возможно, даже в первый раз она не почувствовала боли. Видимо, насильник обладал большим опытом.

— Понятно… — У Элизабет перехватило горло. — Вы хотите сказать, что Анна и впредь будет искать тех же удовольствий?

— Честно говоря — не знаю, леди Кинросс. И горько сожалею о своем незнании.

— Как же нам быть? Как пройдут роды?

— Я сам приму их. К счастью, у отца еще есть пациенты, и вряд ли кто-нибудь из моих больных станет возражать, если отец на время заменит меня.

— А ребенок? Он будет таким же, как Анна?

— Скорее всего нет, — ответил Саймон Уайлер с уверенностью человека, уже всесторонне обдумавшего этот вопрос. — Беременность протекает очень легко — значит, и роды будут быстрыми. Состояние будущей матери не внушает опасений. Будь я азартным человеком, я держал бы пари, что малыш родится здоровым и физически, и умственно.

Элизабет подлила ему чаю и предложила птифур.

— Но если Анна и вправду будет стремиться… к удовольствиям, есть ли способ предотвратить следующую беременность?

— Вы имеете в виду стерилизацию?

— Что? Это слово я слышу впервые.

— Чтобы стерилизовать Анну, леди Кинросс, понадобится серьезная хирургическая операция: предстоит вскрыть брюшную полость и удалить яичники. Риск чрезвычайно велик. В наше время врачи уже делают кесарево сечение, если другого выхода нет, и половина пациенток даже выживает. Стерилизацию следует провести после родов, но это не легче, чем извлечь младенца из утробы. Яичники спрятаны глубоко. Анна молода и крепка, и все-таки я не советовал бы вам соглашаться на стерилизацию.

— Остается держать ее взаперти.

— Понимаю. Или сопровождать Анну повсюду. Лично я убежден, что такая бдительность так же эффективна, как стерилизация.

Элизабет пришлось согласиться. Доктор Уайлер прав: не следует подвергать Анну риску, но и сажать ее под замок недопустимо. «Просто нельзя спускать с нее глаз. Надо снова нанять Стрекозу, что бы там ни говорил Александр об экономии. О, Александр, возвращайся! Как же объяснить тебе все это в телеграмме по шиллингу за слово?»

Руби встретила Элизабет известием, что Александр уже ответил на первую телеграмму.

— Пишет, чтобы мы справлялись без него. А он что-то такое не может бросить. Чертов ублюдок!

— Ты не могла бы зашифровать вот это? — Элизабет протянула подруге два листа, исписанных мелким почерком. — Да, получилось длинно, но мне нужен совет Александра. Хочу сообщить ему, что посоветовал доктор Уайлер. Если приму решение сама, Александр мне этого не простит.

— Элизабет, ты ведь знаешь: ради тебя я готова зашифровать даже всю Библию. — Руби взяла у нее письмо и бегло просмотрела его. — Господи Иисусе, час от часу не легче! Ах, Анна!

— Мы все выдержим, Руби. Ноя не хочу давать Александру повода упрекать нас за самоуправство.

— Судя по первому ответу, он потрясен до глубины души, хотя вряд ли признается в этом. — Руби отложила письмо и закурила. — Не знаю как, но весть о положении Анны уже облетела город, — продолжала она. — Горожане возмущены — никогда не видела их такими. Даже служители культа забыли, что учили нас подставлять другую щеку. Если виновник найдется, его линчуют. Теодора в слезах, миссис Уилкинс спрашивала, как составить листовки, потом их раздадут семьям, где есть девочки, Сун точит секиру. Все рвутся в бой — и белые, и китайцы. — Она выпустила драконий столб дыма. — Но имени преступника никто не знает. В таких случаях — я имею в виду, когда весь народ возмущен — козлом отпущения становится какой-нибудь бедолага только потому, что его терпеть не могут. Почти всегда, но не теперь. В Кинроссе нет развратников, которые обожают чмокать в щечки и лапать девчонок, поэтому все соглашаются, что виновный — какой-нибудь заезжий коммивояжер.

— И я бы согласилась, если бы не одно обстоятельство, — возразила Элизабет. — Чтобы приучить бедную Анну доставлять ему удовольствие, он должен был встретиться с ней несколько раз. А коммивояжер вряд ли мог пробыть здесь больше двух дней кряду.

— Да, но все они одним миром мазаны. Кто-нибудь мог распустить слух об Анне — и готово, вместо одного «хорошего дяди» с ней успели поиграть сразу несколько, — встала на защиту своей гипотезы Руби.

— Что-то мне не верится. Мы с Яшмой считаем, что это был кто-то из местных, — упрямо сказала Элизабет.

Яшма и вправду твердо верила, что обидчик Анны живет где-то в Кинроссе. Анну родила мисс Лиззи, но обе они были так больны, что Яшма заменила девочке мать. Китаянка так и не вышла замуж, но имела некоторый опыт в любовных делах, приобретенный еще в первые годы службы у мисс Руби в Хилл-Энде. Так распорядился князь Сун: отдал Яшму в служанки мисс Руби, а из семи сестер Вон своей наложницей выбрал Розовую Птичку. Если бы Яшма пожелала выйти замуж, ей подыскали бы мужа, но китаянка взвесила все «за» и «против» и решила, что служанкам живется легче, чем женам. А потом приехала мисс Лиззи. Яшму отдали ей в горничные Мисс Лиззи — добрая госпожа. Заботиться об Анне было все равно, что иметь собственного ребенка — только без родовых мук и необходимости ублажать его отца. Яшму не страшили ни бессонные ночи, ни треволнения: она всей душой была предана слабенькому хнычущему комочку плоти с первого дня его существования. Китаянке и в голову не приходило упрекать мисс Лиззи за равнодушие к малышке Анне: мисс Лиззи сама еле выжила, к тому же мистера Александра в мужья не выбирала. Яшма сама не понимала, как догадалась, что хозяйка не любит мужа, — ведь мисс Лиззи ни разу ни словом, ни жестом не выдала недовольства. А еще Яшма знала, что мисс Лиззи очень нравится Ли и что Ли влюблен в нее. Почти не покидая комнату бедняжки Анны, Яшма тем не менее была осведомлена обо всем, что творилось в доме.

Ничто в доме не ускользнет от глаз старых слуг, к которым привыкли относиться, как к членам семьи. Яшма служила в доме дольше, чем кто-либо, и была привязана к Анне крепче, чем даже Крылышко Бабочки к Нелл. Яшма знала и то, чего не вынесла бы Элизабет: судьба Анны висит на волоске. У Анны есть отец, влиятельный и властный, как князь Сун, который воспримет случившееся иначе, чем женщины. По извечному закону всех народов решения будет принимать он. Когда выяснилось, что Анна больна, он проявил понимание и милосердие. Но с тех пор прошло двенадцать лет, мистер Александр заметно изменился. Если бы еще мисс Лиззи любила его… но мисс Лиззи никогда его не любила. Он воссядет на высокий трон вдали от мира женщин и решит судьбу несчастной бесстрастно и хладнокровно, примет разумное и логичное решение так, как подобает мужчине. Но как быть, если это разумное решение разобьет сердца его близким? Как помешать ему упрятать Анну в сумасшедший дом?