Та обернулась медленно, подчеркнуто нехотя и равнодушно; несколько мгновений она смотрела сквозь решетку молча и пристально, и когда заговорила, голос был сухой и усталый.

– Это ты приказал не давать мне воды? – спросила Маргарет, покривившись почти презрительно; Курт с удивлением обернулся на стража:

– Он не дает тебе пить?..

– Брось, – оборвала она устало. – Я все ваши приемы знаю. Я лишь только хочу знать, было ли это твоим распоряжением, или это указание тех, кто над тобой?

– Никаких указаний, Маргарет. Просто он здесь, как видишь, один, а уйти отсюда по любой причине – принести ли воды, отойти ли по нужде – он не имеет права; заключенного нельзя оставлять без присмотра. – Курт подошел к решетке вплотную, опершись о поперечные прутья локтями, и вздохнул. – Давай поговорим, и обещаю, я пришлю сюда Бруно с кувшином воды.

– Значит, это все-таки сделано намеренно… Вы говорили с моим свидетелем?

– Господин герцог будет вызван для беседы сразу, как только настанет время опрашивать свидетелей, – кивнул Курт, и Маргарет болезненно улыбнулась:

– Вот как… Ну, милый мой, как я уже говорила – до тех пор нам разговаривать не о чем.

– К сожалению, тема для беседы есть, – возразил он негромко, и Маргарет вновь подняла к нему взгляд – настороженный, дрожащий. – В твоем доме был проведен обыск, и мы нашли тайник. Мы нашли вязку булавок – таких же, как и в моей комнате. Мы нашли сборник заговоров и рецептов зелий едва ли не на все случаи жизни. Мы нашли также сбор трав, составленный по одному из них. Теперь, Маргарет, ты поговоришь со мной?

Знакомо до боли…

От взгляда фиалковых глаз, поблекших, но все равно глубоких и невозможно притягательных, вновь стало жарко, как когда-то…

Курт невесело усмехнулся, встряхнув головой:

– Вот это зря, – предупредил он сдержанно, чувствуя, что еще секунда, еще миг – и голос сорвался бы, а в рассудок вновь вернулась бы та жгучая пелена, что владела им прежде. – Сейчас это на мне не работает; кроме того, попытка повлиять на дознавателя на расследовании – лишь усугубление вины.

– Не понимаю, о чем ты, – возразила Маргарет тихо. – Мне воспрещено на тебя смотреть? Почему? Тебя терзает совесть? Нет сил смотреть мне в глаза? Почему ты не смотришь мне в глаза, Курт?

Мгновение он безмолвствовал, глядя в сторону от ее глаз, на золотистую прядь над виском, потом неспешно, тяжело поднял взгляд к взгляду напротив себя, замерши на миг, второй, третий…

– Ты не ответила на мой вопрос, Маргарет, – произнес он настойчиво. – Ты будешь говорить со мной?

– Нет, – откликнулась та утомленно и равнодушно, отвернувшись снова. – Мне нечего сказать.

– Господи, да перестань! Не делай глупостей, прошу. В твоем доме найдены улики, говорящие о том, что я могу обвинить тебя в покушении на здоровье и… Маргарет, душу… следователя Конгрегации. Ты ведь знаешь, что бывает за такое. Тебе так хочется этого?

– А тебе?

– Брось, – поморщился Курт с раздражением. – Неужели ты и впрямь веришь в то, что сумеешь отстоять свою невиновность? Это глупо. Можно спорить с показаниями свидетелей – люди обманываются и, бывает, клевещут; но, Маргарет, не поспоришь с уликами. А их найдено довольно.

– Довольно – для чего? – она вновь подняла взгляд, и от ее улыбки стало почти физически, ощутимо больно. – Ты так стремишься меня осудить… За что? Если я тебе надоела, ты мог просто не приходить больше ко мне, зачем все это?

– Ты поразительная женщина, – качнул головой Курт с почти искренним изумлением. – Как ты исхитряешься все обратить in reversam partem[148]; Маргарет, пойми, ты попалась. Обвинения серьезные. И не только в использовании Volkszauberei[149]и пошлом привороте; это было бы полбеды. В твоем замке мы нашли книгу с отсутствующей последней третью листов; а… слушай меня внимательно… по просьбе Филиппа Шлага университетский переписчик делал список именно той недостающей части именно той книги. Ты понимаешь, что это означает?

Она ответила не сразу – минуту Маргарет сидела неподвижно, выпрямившись и глядя в сторону, и, наконец, вздохнула – тяжело, словно сбросив наземь ношу, давящую на плечи.

– Вот, значит, как… – произнесла она чуть слышно, не поднимая глаз. – Вы решили повесить на меня свое нераскрытое дело…

– В моем жилище, – так же тихо ответил Курт, – тебя видели около месяца назад. Тогда началось мое расследование. Ты интересовалась подробностями. Ты спрашивала меня о моей службе, о том, что мне удалось узнать, как проходили допросы моего свидетеля по этому делу… Маргарет, тебе придется со мной говорить, потому что твой единственный шанс избежать смертного приговора – доказать, что вся эта история с булавками была лишь глупой, необдуманной выходкой женщины, желавшей получить свое наверняка.

– Гессе, – предостерегающе одернул его Райзе; Курт отмахнулся:

– Если ты будешь отказываться отвечать и впредь, я лишь более уверюсь в правильности своих выводов. Silentium videtur confessio[150]; ты ведь это сама понимаешь. Если ты виновна, добровольное признание многого сто́ит, это ты тоже знаешь.

– Ваши обвинения – чушь! – в ее голосе все же пробилось содрогание, сорванность. – Это просто немыслимо!

– Если ты невиновна, – кивнул Курт, – то тем более не должна запираться. Ради себя же самой.

– Мне нечего тебе сказать, нечего, нечего! – повысила голос Маргарет, вскочив на ноги и, приблизившись, схватила его за руки. – Я просто не могу поверить, что ты обращаешься со мной так! Что позволяешь им обращаться так со мной!

Райзе шагнул вперед, раскрыв рот для остережения, протянув руку, чтобы сбросить ее ладони; Курт, не глядя, отпихнул его ногой, невзначай попав каблуком под колено, и тот встал на месте, так и оставшись с раскрытым ртом.

– Посмотри на меня! – вновь потребовала Маргарет; он рывком высвободил руки, обеими ладонями обхватив ее за голову и приблизив лицо к самой решетке, так, что чувствовал теперь горячее частое дыхание на своей щеке.

– Вот так? – спросил Курт шепотом. – Посмотри и ты на меня. Ты видишь человека, который, невзирая на все, пытается тебе помочь. Я все еще стараюсь найти для тебя выход. Я все еще отыскиваю способ сделать так, чтобы нам с тобой не пришлось разговаривать в темном зале без окон, но зато с очагом и набором инструментов; я не хочу – так.

– Ты не посмеешь, – возразила Маргарет одними губами, замерев на месте; он качнул головой, глядя в глаза:

– Ты готова это проверить? Ты – готова? Ночь в этой камере, Маргарет, мелочь, ничто; сутки без воды – ерунда. Тебя ждет ад, самый настоящий ад, ты это понимаешь? И я проведу тебя по этому аду, с первого круга по последний, если сейчас ты не будешь говорить со мной, сейчас, здесь.