– Я тоже пойду. А то мое печенье само себя не съест.

– Ты вроде говорила, у тебя суп остался, – сказала Рейн-Мари, провожая ее к двери.

– Наверно, ты ослышалась, – сказала Мирна.

– А мы? – спросила Кейти.

– Вы тоже свободны, – сказал Бовуар.

– И я? – спросил Бенедикт.

Бовуар помедлил немного, потом кивнул.

Они поблагодарили Гамашей за гостеприимство.

– И за покрышки, – сказал Бенедикт с улыбкой, которую днем ранее Гамаш назвал бы обезоруживающей, но сегодня она показалась ему расчетливой. – Я не забуду.

– И я тоже, – сказал Арман, пожимая руку молодому человеку. Потом он обратился к Кейти: – Знаете, мне и вправду понравилась шапочка.

Бовуар проводил их взглядом, потом сказал Гамашу:

– Когда я встречусь с ними в следующий раз, у меня на руках будет ордер на арест.

Гамаш надел ботинки, куртку, шапку.

– Собак выгуливать? – спросил Бовуар, натягивая варежки.

– Non. Я тоже в Монреаль.

– Отлично, – сказал Бовуар. – Я тебя подвезу. Можешь остаться у нас, если хочешь.

– Non, merci. Я сам поеду. Сегодня же и вернусь.

– А как твои глаза?

– В полном порядке.

Бовуар остановился, вгляделся в лицо тестя:

– Ты уверен?

– Ты ведь не обвиняешь меня снова в слепоте?

– Только хочу засвидетельствовать нечто столь очевидное, что даже твой младенец-внук понимает, – сказал Бовуар. – Впрочем, я вижу, ехать ты можешь.

Гамаш рассмеялся, пожелал зятю доброй ночи и вернулся к Рейн-Мари – сказал, что ему нужно в город, но он сегодня же вернется.

– Хочешь, поеду с тобой? – спросила она.

– Non, mon coeur…[49]

В этот момент зазвонил телефон.

– Я отвечу, – сказал он и направился в свой кабинет.

Потянувшись к телефону, Арман вдруг замер – на экране трубки высветился знакомый номер.

Он кинул взгляд в гостиную, ногой толкнул дверь; когда она закрылась, сказал:

– Oui, allô.

Его голос показался ему странным даже для собственных ушей. Он звучал удивительно спокойно, тогда как сердце его колотилось.

– Месье Гамаш? – спросил мужской голос на другом конце. – Арнольд Гамаш?

– Арман. Oui.

– Меня зовут доктор Харпер. Я один из коронеров в Монреале. Боюсь, у меня для вас плохие новости.

У Гамаша закружилась голова. Он почувствовал – физически почувствовал – тошноту.

«Анни? – подумал он. – Оноре? Несчастный случай?»

Он стоял прямо, но на всякий случай уперся рукой в стол. Приготовился к удару.

– Я вас слушаю.

– Мы нашли ваше имя и номер телефона на теле, которое только что привезли. Ничего другого нет.

– Слушаю, – сказал Арман. Пальцы на руках и ногах у него похолодели, их пощипывало. Он боялся упасть в обморок.

– Мужчина. Рост больше шести футов. Худой. Точнее, изможденный. В женской одежде.

Арман сел и закрыл глаза, поднял дрожащую руку ко лбу. Выдохнул.

Не Анни. Не Оноре.

– Похоже, транссексуал накануне операции, – продолжал коронер. – Ваше имя было записано у него на бумажке в кармане.

– У нее, – сказал Гамаш, вздохнув.

– Прошу прощения?

– Это она. На ней розовое пальто? С оборками?

– Ничего нет. Ни пальто. Ни сапог, ни перчаток. Он…

– Она.

– Она была почти голая. Вы ее не знаете?

– Ее нашли одну? – спросил Гамаш, понимая, что́ это может означать. – С ней никого не было, когда ее нашли?

– Вы имеете в виду еще одно тело?

– Маленькая девочка. Лет шести.

– Не знаю. Мне привезли только тело.

– Проверьте, – сказал Гамаш, сдерживая себя, чтобы не наорать на коронера. – Пожалуйста.

Обычно коронер-новичок не принимал просьб от незнакомого человека по телефону, но этот человек говорил таким властным тоном, что коронер ответил:

– Минуточку.

И отправился проверять.

Он перевел Гамаша в режим ожидания, а тот поднялся на ноги и принялся расхаживать по кабинету в ожидании. Он ждал, ждал. Наконец вернулся доктор Харпер.

– Нет. Никакой маленькой девочки. По крайней мере, в морге. Вы тот самый Гамаш? Глава Sûreté?

– Да.

– Вы знаете, чье это тело?

– Думаю, что знаю, но мне нужно увидеть ее. Отчего она умерла?

– Похоже, передозировка. Мы делаем анализы.

– Я буду у вас через час.

– Да, сэр.

Арман направился к двери, но передумал и, вернувшись в кабинет, вытащил несколько шприцев из ящика под замком в своем столе.

После этого он ушел.

Гамаш стоял перед металлическим прозекторским столом, смотрел на одежду, сваленную на приставной стол. Ярко-багряная нейлоновая блузка, купленная потому, как он подозревал, что напоминала шелк. Мини-юбка из кожзаменителя. Подранные чулки-сеточка.

Потом он перевел взгляд на тощее тело и увидел, сколько сил она прилагала ради тех, кому было все равно. Ее пышный парик сбился. Густой макияж размазался по лицу, хотя утром она аккуратно нанесла косметику на лицо. Впрочем, струпья и язвы на лице не могло скрыть ничто.

В этом ужасном месте она попыталась быть красивой.

Он смотрел на тело, испытывая всеподавляющую грусть.

Коронер и санитар, услышав, как глава полиции бормочет что-то похожее на молитву, отошли в сторону.

Скорее от смущения, чем из уважения к приватности.

Гамаш перекрестился и повернулся к ним.

– Ее зовут Анита Фасьял, – сказал он. Когда санитар начал было хохотать, Гамаш пресек его попытку суровым взглядом. – Конечно, при рождении она получила другое имя. Я его не знаю. Если вам нужна помощь в отыскании ее родни, дайте мне знать, сделаю что смогу.

Гамаш обратил внимание на пятнистую кожу, синие вены. Ужас в глазах, красных от лопнувших сосудов. Ее смерть нельзя было назвать блаженной. Анита не отошла в облаке экстаза. Ее вырвали из жизни.

– Это карфентанил, – сказал он.

– Что? – спросил коронер.

– Аналог фентанила. Опиоид.

– Вы правы, сэр, – сказал санитар, севший за компьютер. – Прислали результаты анализов. У него…