Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро крики остались позади, и я чувствовала только легкую боль от камушков, ветер на обнаженных ступнях, бархатную ночную темноту, ласковую в своем кровавом безумии. И страх.
На последних ступенях слух поймал быстрый захлебывающийся шепот молитвы на стародракорьем и, не выдержав напряжения, я бросилась к дверям храма. Рядом, на раздолбанной дорожке, по которой мы с Анваром прошли всего день назад, стояли храмовники. На коленях, лбом в разбитые плиты. Это их шепот вплетался в ночь.
Я дернула дверь, но та оказалась заперта. Подскочив к храмовнику, которого я обозначила, как главного еще в день свадьбы, затрясла его за плечо:
— Открой двери!
Тот, словно на миг очнулся от дурного сна, поднял голову, с ужасом вглядываясь в мое лицо:
— Не смею, герцогинюшка, не смею, ибо смерть на мне будет.
— Открывай, — приказала холодно. — Именем Фалаш приказываю.
— Не смею, — несчастный храмовник, с которого в процессе уговоров слетела тиара, опять взялся биться головой о дорожку. — До этого рассвета приказ герцога превыше приказа его герцогини.
Но у меня не было времени до этого рассвета! Я знала, чувствовала, до утра мой герцог будет уже мертв!
Развернувшись, я вновь бросилась к дверям храма, собирая в теле весь огонь, всю яростью всю… любовь, на которые было способно мое сердце. Я даже не ударила, бросилась всем телом в дверь, ломая и прожигая старое дерево, взламывая старинные напольные плиты, расплескивая каменное крошево.
И остановилась только потому, что налетела на стену. Плечи саднило, волосы спутались и лезли в лицо, а когда я попробовала их убрать, пальцы натолкнулись на что-то влажное.
На кровь.
Но боли почти не чувствовалось, и я кинулась вглубь. Храм был старым и маленьким, и почему-то первым, что я увидела было, словно сброшенное с высоты, тело блондина с дурным характером. Сын клана Верхош, вспомнила я вдруг. Видимых ран на нем не было, но из бесцветных сомкнутых губ вдоль щеки тянулась едва заметная нить крови. Рядом лежала расколотая бусина, от которой фонило Огневоем, хотя огня в храме не было.
Как в дурном сне, дотронулась до горла блондина, но его сердце, как и магия, как и дракон, было мертво. Взгляд метнулся дальше по раскиданным телам. Бертель, нир Сталеш, Алане Леяш, уставившая невидящий взгляд в темный свод храма.
— Я приняла их дар, — голос резонировал от стен и казался таким знакомым. — Приняла все дары.
Подняла взгляд и замерла, вглядываясь в ставшие незнакомыми черты.
Ну, конечно. Даже странно, что я не поняла этого раньше.
Дорогие читатели, большое спасибо за вашу поддержку! Всех-всех крепко обнимаю ))
37. Богиня Смеха
Почему-то первой в голову пришла мысль о собственной глупости. Могла бы и раньше догадаться. Божественные сказы прямо утверждали, что боги не могут вселиться в живое тело. А мертвое тело в нашей с Анваром истории было только одно. Тело Истинной одного из Фалашей иномирянки Милицы, переродившейся в Милене.
— Наставница, — произнесла одними губами.
Милене я не столько узнала, сколько угадала. Тело, обожествленное богиней, теперь откровенно походило на мешковатое поношенное платье, о приличном виде которого перестали заботиться. Человеком это было назвать нельзя. Проступили раньше незаметные жилки, обрюзгло и посерело лицо, обвисла грудь, словно ткань отслаивалась от скелета. Только глаза, похожие на две круглые золотые монеты, горели в полутьме.
Тошнота подкатила к горлу, и я с трудом заставила себя двинуться вперед.
Взгляд цеплялся за раскиданные тела, отыскивая знакомую фигуру в черном, но видел только расколотые бусины, мертвенную бледность еще недавно живых и полных сил драконов, залитый кровью рунный круг по центру храма.
— Его ищешь?
Милене каким-то рваным, пугающе угловатым движением сдвинулась вбок, открывая обескровленное лицо Анвара. Костлявая рука богини удерживала его на коленях, ухватив за волосы, и весь он от черных от запекшейся крови волос до края плаща сливался с темнотой храма.
Я рванулась вперед, чтобы взять, выхватить, защитить… И тут же с размаху приложилась о знакомый, посверкивающий синеватыми молниями щит.
— Ты очень быстрая, моя девочка, — с невыносимо знакомыми нотками одобрения в голосе сказала Милене.
Так мать любуется ребенком, что делает первые шаги, сшибая на пути пуфики и игрушки.
— Пожалуйста, отпусти его, — откровенно взмолилась. — Тебе ли не знать, что он ни в чем не виноват!
Мечущийся взгляд пытался отыскать признаки жизни на белом лице, но находил только приметы смерти. Парафиновая бледность, заострившийся нос, синеву век. Анвар был красив той отталкивающей красотой, присущей всему неживому.
Сердце тяжело бухало в груди.
«Бусина», — шепнуло в голове.
Подавленная божественной мощью драконица все же сумела пробиться в мои мысли.
Взгляд мгновенно отыскал бусинку, лежавшую на алтаре и выглядевшую невредимой. В темном стекле горело заклятие мгновенной смерти.
— Не имеет значения, какой облик принял Астор, — Милене равнодушно запрокинула его голову назад, и я с ужасом увидела, как из угла когда-то совершенных губ пролилась кровь. — Плата принесена и принята. Жадные твари, посмевшие использовать бога, были прощены.
— Но ты ведь забирала Истинных в качестве платы, разве их жизней было недостаточно?!
— В качестве наказания достаточно, но в качестве платы нет, — оборвала меня Милене и назидательно покачала пальцем.
Сколько раз мы сидели вместе, и таким же тоном она объясняла мне очевидные для драконов основы магии.
Со всей силы я двумя руками ударила в невидимый щит и к собственному потрясению провалилась вперед. Колени и ладони в который раз за сутки обожгло болью от удара, нос уткнулся в длинную гриву волос одного из незнакомых дракониров. Он лежал лицом вниз, и я не чувствовала его дракона.
На подгибающихся ногах бросилась к Анвару и тут же замерла от шока, уронив протянутую руку. Его дракон… был мертв, а в теле не осталось ни капли магии. Мой герцог был пуст, как пластиковая коктейльная трубочка.
«Он умрет без дракона, — умоляюще заскулила драконица. — Дракон не живет без зверя!»
Не умрет. Я не умерла без дракона, и он тоже не умрет. Скрипнув зубами, я все же дотянулась до Анвара, с неожиданной легкостью вырвав его из рук богини. Прижала к себе отяжелевшее безвольное тело, баюкая, как ребенка. Обостренный драконий слух поймал едва слышный звук дыхания, стук сердца и еще
