Испугалась? — спросил и невольно дернул углом губ.

Наверное вспомнил, что бояться я теперь не умею, но я все равно согласно кивнула.

— Он сказал, что император Теофас твой брат, — сказала, когда Анвар выставил горничных и нарычал на обморочную от темной магии охрану. — Ты знал?

Анвар не удивился. Сел у моих ног, опустив голову мне на колени, и я привычным жестом скользнула пальцами в мягкие волосы.

— Думаю, знал. Мы родились в один день у двух разных женщин. Веришь ли ты в такое совпадение?

Почему нет? Вся Вальтарта верила почти три десятка лет. Надо думать, скоро в столице громыхнет, так что Сопределье самая безопасная область на ближайшее столетие. Да я просто везунчик. Не каждая так выгодно выходит замуж.

— Но дело в другом. Однажды мать спасла раненого Тео, нам тогда было по двенадцать, и помогла пробудить его дракона. А после...

Тахула буквально принудила их заключить мировой и невыгодный им обоим договор. Теофас — первый принц, нелюбимый ни матерью, ни отцом, настороженно воспринятый в политических кругах, был наследником, скорее, теоретически и жаждал утвердить свою власть. Анвар, убитый в восемь императрицей и переживший несколько покушений на мать, желал уничтожить первую семью императора, независимо от результата. Знать его любила. Он получил бы поддержку при любом раскладе.

Решение матери ограничило Анвара. Сделало слабым.

Но когда она открыла сокровищницу прямо при Тео, чтобы отдать ему половинку родового артефакта, он словно бы что-то понял. Сначала бесплодность собственных планов, после изуродованное тьмой родство. Догадывался ли о чем-то Теофас он не знал, но собственные мысли всегда строго держал при себе. Любое его неосторожное слово становилось политическим событием.

Но теперь это уже не так важно. Есть вещи, которые Теофас не сможет простить императрице независимо от голоса крови.

Анвар поднял на меня взгляд.

— Мне нужно забрать дар, Аль. Я откладывал сколько мог, но теперь ты достаточно сильна, чтобы защитить себя самостоятельно.

В глубине души я знала, что этот день придет, поэтому безропотно сняла ладанку и протянула на ладони Анвару. Он зажмурился на миг, словно боролся с невидимыми бесами или, как тут принято говорить, ифритами, а после коснулся ладанки. Та полыхнула белым светом, и я почти физически ощутила, как мамин подарок потерял в весе.

— Я очень боюсь, — сказала искренне, хотя бояться уже давно не умела.

Но в моих словах не было ни капли лжи. Мне просто не хватало слов, чтобы объяснить наступившую беззащитность после потери божественного дара. Как голышом на мороз вышла.

Анвар поднял голову, взял в ладони мое и лицо и как-то очень уютно, по-домашнему чмокнул в нос:

— Не бойся, я позабочусь о тебе. Я обещаю, что верну твои чувства и избавлю от гнева богини. Положись на меня.

Я словно впервые за долгое время увидела Анвара таким, какой он есть, вне кальки золотоволосого принца, красоты и внешнего лоска. Строгим, жестким, но хорошим человеком, который страшно устал на работе. За этот месяц я не помнила ни единых суток, когда бы он спал свыше четырех часов.

Да и этот дар… Он ведь не был моим. Мне дали его взаймы, чтобы пройти этот отрезок жизни с некоторым комфортом.

— Почему богиня не убила тебя, пока ты был без защиты? — по правде говоря, ответ меня не очень интересовал, но я еще помнила, что хотела об этом спросить.

Еще тогда. Когда могла чувствовать.

— Не знаю, — казалось, он искренне удивился, словно только сейчас понял, что жив. — Сначала мы думали, что отравление ядом Арахны — дело божественных рук, но когда императрица прибыла в Сопределье, стало понятно, что она не заключала договор с богиней. Разве что имела какие-то детские договоренности с Лале.

Он равнодушно двинул плечом. После поймал мой пристальный взгляд и проказливо улыбнулся, и миг спустя передо мной сидел уже не ангел замученный, а сильный здоровый красавец, знающий цену своей улыбке.

Конечно, он понимал, что императрица, потеряв Аланте Фьорре, переключилась на Лале, стремясь испортить ему жизнь, но женские договоренности его интересовали мало. Он не планировал жениться на ней. Упрямый дракон внутри его тела с трудом переваривал эту глупую девочку, заключившую договор с богиней. Когда он переворачивал в голове ситуацию и представлял, что нисколько не смущаясь отбивает у Теофаса Эльене, хотя они Истинные, ему становилось тошно. Лале тошно не было.

Он жалел ее, понимая, что инициатором договора, скорее всего, была богиня, но избавиться от неприязни до конца так и не сумел. Он слишком долго считал ее ребенком и пропустил момент, когда бесенок внутри его фальшивой невесты вымахал в крокодила, пожирающего на своем пути любое живое препятствие.

Диан считал, именно она, черпая взаймы божественную помощь, взяла кольцо хозяйки дома, убила Иве, пыталась убить Аланте. Дважды пыталась убить Аланте. Ее выбравшаяся наружу звериная, искалеченная ипостась, скорее всего, следствие нарушение договора с богиней. Привыкнув за последние пять лет к безнаказанности, она нарушила прямой запрет. Но теперь не узнать, что это был за запрет.

Больше тебе нечего бояться. Понимаешь, Аль?

— Понимаю.

Я, еще помня нормы порядочности, как умела изобразила на лице понимание. Кажется не очень хорошо, потому что Анвар снова помрачнел. У меня было чувство, что мой язык приобрел небывалую кинжальную остроту, но перестал чувствовать грань допустимого. Такую очевидную для любого человека грань «друг-враг», и разил всех без разбора.

Впрочем, у меня есть новости поважнее.

— Этот вейр… Ротокан, он говорил, что уже завтра все Сопределье будет уничтожено. Он ведь черный маг?

Анвар медленно кивнул. Глаза его на миг незнакомо блеснули алым и вновь погасли.

— С той секунды, как Ротокан вошел в Сопределье его отслеживали несколько записывающих камней и два нира с провидческими способностями. Он заходил в храм богини Смеха и в ритуальный зал нашего замка. В последнем мы нашли активированный артефакт. Диан его пока изучает, но похоже это стандартный темный источник.

Вот так. Стандартный темный источник. Даже спрашивать не хочу, когда темный источник стал таким стандартным. Я за свою жизнь ни одного такого не видела, потому что те, кто их видел, умирали в мучениях и становились перевертышами.

Представила себе целый замок ходячих умертвий, и по-животному содрогнулась. То страшное чувство, когда сердце молчит, и тело отвечает за все сразу — за панику, за страх, за боль.

— Мне нужно идти, осталось еще несколько дел, которые нужно успеть завершить до