— Вы полагаете, что она даже и виду не подаст, будто ей известно о наших замыслах? И она не станет предпринимать против нас ничего, что угрожало бы нашим жизням, в том случае, если мы откажемся от своих планов?

— Разумеется. Она не станет никого арестовывать и предпримет необходимые меры безопасности во избежание нежелательного инцидента.

— Какие же это могут быть меры?

Анна Д'Этамп не успела ответить, как двери широко распахнулись и в комнату вошел Матиньон, держа за руку какого-то простолюдина.

— Это тот самый, который мне все рассказал, — произнес Матиньон, указывая на Антуана. — И он только что пришел опять с каким-то сообщением. Говори, ничего не бойся, ты в обществе своих единоверцев.

Ободренный этими словами, бедный Антуан, переводя глаза с одного на другого, заговорил:

— Только что из ворот замка выехали в сторону Парижа пятеро всадников. Я сам седлал им лошадей. У них был старший, они называли его господин де Шеверни.

— Шеверни! — повторил Конде. — Верный клеврет тетки Екатерины. Тот, кто отличился при Орлеане и Дрё, расстреливая гугенотов из пушек.

— Выходит, — медленно проговорила Жанна, — королева отправила его в Париж?

Конде выразительно посмотрел на Матиньона. Тот, научившись понимать взгляды принца, вновь взял парня за руку и пошел к выходу, но Конде неожиданно остановил их:

— Постойте! Что сделали с трупом той служанки?

— Она все еще там, монсеньор. Принц подошел к Антуану:

— Есть ли у тебя здесь верные друзья?

— Конечно, ваша светлость.

— Надежные люди?

— О да!

— Одной с тобой веры?

Вместо ответа Антуан кивнул.

— Так вот, возьми двух человек и закопайте труп служанки, да только так, чтобы его не нашли. Ты понял меня?

— Да, ваша светлость. Неподалеку есть удобный пустырь, там мягкая земля.

— Никто не должен видеть ни вас, ни ту работу, которую вы выполняете.

— Все будет сделано, как вы того хотите, ваша светлость.

— Запомни: то, что вы сделаете, будет в угоду нашей церкви и самому Кальвину, если бы он был еще жив.

Антуан молитвенно сложил руки на груди.

— Вот это золото, — и Конде опустил в руки оторопевшего слуги мешочек с деньгами Екатерины Медичи, — вы поделите поровну. Это будет плата за ваши труды.

Антуан поцеловал руку принца.

— А теперь ступай. И помни, тебя благодарит за верность нашему делу сама королева Наваррская!

Антуан склонился в самом низком поклоне, на который только был способен, и они с Матиньоном вышли.

— Что теперь делать? — спросила Жанна, ни к кому, в частности, не обращаясь.

— Ничего, — ответила Анна Д'Этамп.

— Ничего? Да ведь мы сейчас как на раскаленных угольях!

— Я ведь уже говорила вам, что королева не станет ничего предпринимать против вас. Но даже если это и не так, то, пока вы в моем замке, она и пальцем не пошевелит. У меня достаточно людей, чтобы защитить нас, и она это понимает.

— А потом? Что потом?

— Дальше надо будет думать не о заговоре, а о безопасности ваших жизней. Королева не зря отправила Шеверни в Париж: она просит помощи у коннетабля. До тех пор, пока не прибудет войско для ее защиты, Екатерина не тронется с места. Сейчас она сама дрожит за свою жизнь, и ей не до арестов. Единственная ее охрана — две роты швейцарцев, дворяне, люди Монлюка и Монморанси. На герцога она сейчас рассчитывает: вздумай он изменить ей, — и она пропала.

— Но ведь герцог — наш, и он также посвящен в заговор! — возразил Конде.

— Вы забываете, принц, что герцог — политик, и только повинуясь приказу свыше, обнажит свою шпагу против гугенотов, но никогда не сделает этого против католиков. То, что все это задумывалось с его молчаливого согласия, еще ни о чем не говорит. В любом случае он реабилитирован уже тем, что имя его не упоминалось в нашем разговоре, и сам он вместе со своими людьми находится сейчас на стороне королевской власти, которую обязан защищать. Он никого не выдаст, более того, он скажет, что не имеет ни малейшего понятия о заговоре. Он не наш. Его ориентация скорее католическая, нежели протестантская, и вы должны знать это не хуже меня.

Жанна, молча кивнула, соглашаясь.

— Значит, нас арестуют, как только прибудет войско, посланное коннетаблем, — заявил Конде. — Уж тогда-то силы наши точно будут неравными, лиса получит преимущество.

— Не думаю, — ответила герцогиня, немного поразмыслив. — Откуда ей знать, в каком именно месте королевский поезд будет ждать засада? В любом случае она не допустит сражения в пути, ибо опасается за свою семью и саму себя, а потому охрана, которую она просит у Парижа, составит никак не менее пятисот человек. С таким эскортом вряд ли ввяжутся в бой люди Колиньи, которых, если не ошибаюсь, всего двести человек, Ваше Величество?

— Больше у Колиньи нет, — подтвердила Жанна. — И этого было бы достаточно, если бы… не эта нелепая случайность.

— Выходит, в любом случае нас ждет поражение?

— Несомненно.

— Надлежит немедленно предупредить гугенотов, — подала голос королева Наваррская, — что им готовится ловушка. Нельзя не учитывать того, что мадам Екатерина в поисках неопровержимых доказательств причастности к заговору может пойти и на это, а, поймав Колиньи, тут же прикажет обезглавить его по приговору суда, припомнив ему заодно кое-что из старых грехов. Вот вам и первая голова из тех трех, что она обещала герцогу Альбе. Кажется, мы сами пытаемся помочь ей в этом.

— Следовательно, она не станет арестовывать нас по прибытии эскорта? — спросил Конде.

— Разумеется, нет, — ответила Анна Д'Этамп. — Она ведь не знает, что вы поймали лазутчицу, а значит, уверена в том, что ей удастся захватить вас врасплох. Скажу вам больше, господа. Возьму на себя смелость утверждать, что никто и не увидит этого войска. Но как только оно прибудет, к ней явится гонец с этим известием, и она немедленно даст приказ трогаться в путь. А ее эскорт, любезно присланный коннетаблем, будет держаться в отдалении, невидимый для чужих глаз, но имеющий свои собственные, которые и будут наблюдать за безопасностью членов королевского семейства.

— Зато потом, в Париже, она начнет охоту за нашими головами, — съязвил Конде.

— Если вы имеете в виду неудавшийся заговор, то вы можете быть спокойны в этом отношении, — успокоила герцогиня. — У нее нет никаких улик, она не сможет ничего доказать; единственный свидетель мертв и, понимая это, она станет действовать другими методами.

— Какими же?

— Ядом или кинжалом. Или вы не знаете Екатерину Медичи? Тем более что она обещала это испанскому послу.