— Вы нас несколько успокоили, герцогиня, — облегченно вздохнула Жанна Д'Альбре. — Осталось позаботиться еще об одном — как предупредить гугенотов о ловушке. Пусть не высовываются и спокойно пропускают королевский поезд, не ввязываясь в драку.

— Матиньон! — позвал Конде.

Тот немедленно вошел и затворил за собой двери.

— Исполнил ли мой приказ тот человек, что был здесь?

— Они только что под покровом темноты потащили тело через потайную калитку замка.

— Отлично. Теперь королева-мать, оставаясь в неведении, решит, что ей удастся захватить нас врасплох. К тому же мы убрали свидетельницу. Выходит, мы побили Екатерину Медичи ее же собственными деньгами! Что ж, неплохо, черт побери, ну а что будет в Париже — там поглядим. Матиньон! Найди двух человек, самых преданных, и немедленно отошли их в войско гугенотов, за которым отправился к адмиралу Лесдигьер и которое ждет нас в лесу. Хорошо ли ты помнишь место, где назначена была встреча?

— Да, монсеньор.

— Постарайся объяснить это нашим людям, чтобы они не заблудились. Как только они предупредят адмирала, чтобы он не трогался с места, что бы ни случилось, пусть немедленно возвращаются назад: мы должны знать об удачном завершении дела. Пришли их ко мне, я дам им дополнительные инструкции. Ступай.

Как только Матиньон ушел, Конде повернулся к Анне Д'Этамп:

— Я счастлив, мадам, что наша партия имеет в вашем лице такую светлую голову. По-видимому, сказывается боевая закалка времен Франциска I.

Герцогиня улыбнулась, польщенная похвалой принца королевской крови, — И очень жаль, — добавила Жанна Д'Альбре, вставая и пожимая руку герцогине, — что этот полководец с таким незаурядным умом прозябает в безвестности в своем замке, в то время как его место во главе колонны. Вы настоящая Афина!

— Мое время безвозвратно ушло, — ответила Анна Д'Этамп, — но ваше появление напомнило мне об интригах, заговорах и кознях, которые мы устраивали друг другу с Дианой де Пуатье. А пока я ничего не могу обещать, но как знать, возможно, мне доведется еще раз быть полезной: не для себя — для Франции.

— Случайно или нет — история о том умалчивает, — однако вышло именно так, как решил этот необычный триумвират, собравшийся под крышей замка герцогини Д'Этамп в середине 1566 года.

— Как ни хитра была королева-мать, но в одном невольно просчиталась: она не знала о существовании конюха герцогини Д'Этамп по имени Антуан.

— Целых четыре дня гостили незваные постояльцы в замке Анны Д'Этамп. В течение этого времени Матиньон, не отлучавшийся от принца ни на шаг, успел заметить, как герцогиня несколько раз задерживала на нем свой взгляд. Матиньон давно уже научился безошибочно распознавать их значение, и в самый последний день герцогиня, чересчур увлекшись игрой взглядов, на прощанье улыбнулась ему. У Матиньона дрогнуло сердце, он хотел было уже вернуться, но не посмел оставить своего принца, дороже которого у него не было никого.

— Четыре дня. Ровно столько времени понадобилось мадам Екатерине, чтобы услышать, наконец, желанное известие: ее эскорт прибыл и займет место в хвосте королевского поезда, как только тот двинется в путь. Начальником его был герцог Неверский.

— Конде и Жанна Д'Альбре к тому времени уже успокоились: их посланцы вернулись. Адмирал обещал не предпринимать никаких действий и тут же распустил солдат, объявив, что рад за принца и королеву Наваррскую, которых сопровождает столь многочисленное войско, превышающее численность его отряда почти в три раза.

— Этот участок пути проехали без приключений. Екатерина, не спускавшая глаз с вождей, терялась в догадках. Жанна Д'Альбре всю дорогу дремала, утверждая, что плохо спала из-за того, что герцогиня подсунула ей на ночь «Амадиса Галльского»[72]. Принц Конде то оживленно рассказывал что-то Монморанси и Матиньону, ехавшим рядом, то хохотал до слез, когда один из собеседников рассказывал какой-либо забавный случай.

Екатерина задумалась. Уж не сон ли это был? Не привиделись ли ей и этот замок, и эта служанка, сообщившая о заговоре, которым здесь и не пахнет?

Мало того, едва они подъехали к парижским воротам Сен-Жак, как увидели коннетабля, адмирала Колиньи и Лесдигьера вместе с его рыжим псом. Все трое, как ни в чем не бывало, стояли в первых рядах отряда швейцарцев и городского ополчения, не дававших народу, жаждавшему поближе увидеть все королевское семейство, пробиться к каретам.

Екатерина свободно выдохнула. Путешествие закончилось. Маршрут его своей формой походил на очертания сапога, схожего с Италией, родиной королевы-матери. Случайно или нет, но Екатерина Медичи проследовала победным маршем по территории Франции, будто по границам Италии.

В Лувр она приехала измученная, усталая и разбитая. Хотела было дать приказ арестовать Конде и начать следствие по делу о предполагаемом заговоре, но подумала, что, в сущности, ничего не может предъявить ни Конде, ни королеве Наваррской. Однако на следующее утро она, посоветовавшись с кардиналом, решила с помощью единственной свидетельницы прибегнуть к судейским и начать процесс, чувствуя какой-то подвох. Посланные за служанкой вернулись обратно и сообщали, что той и след простыл, хотя они искали ее повсюду.

Вначале Екатерина подумала, что стареет, потом свалила все на усталость, навеянную продолжительным путешествием. Потом стала вспоминать дорогу от замка герцогини до Парижа. Что она предъявит суду? Гугенотов она так нигде и не видела: Лесдигьер, которого она подозревала вначале, оказался чист и невинен. Анн де Монморанси объяснил королеве, что лейтенант находился в Париже и по его поручению договаривался с именитыми людьми города, прево и купеческим старшиной о торжественной встрече королевского семейства и об устроении празднеств по случаю его счастливого возвращения. Свидетельница тоже неведомо куда исчезла с ее деньгами. И она решила, что не стоит до поры до времени поднимать шум.

Но не такою была дочь флорентийского банкира, чтобы так просто сдать свои позиции. И, устремив полный ненависти взгляд в окно, на закат солнца, туда, где простирался далеко на запад густой Булонский лес, она, сощурив глаза, прошипела, как змея, готовящаяся к нападению:

— Наша борьба не окончена, господа вожди! Мы еще поквитаемся с вами.

Однако Екатерина Медичи не учла осторожности и предприимчивости мадам Д'Этамп, высказавшей свои соображения по этому поводу той же ночью под крышей ее замка. Следствием этого явилось неожиданное бегство из Лувра королевы Наваррской. Причем сделал она это так ловко, что королева-мать долго не могла поверить в случившееся. Когда же до нее дошло, оказалось поздно: беглянку с сыном было уже не догнать. Точь-в-точь, как три года назад.

Вслед за этим однажды поутру из дворца исчезли Колиньи и Конде. Адмирал заперся в Орлеане со своим семейством, а Конде подался в Ла-Рошель, эту обитель гугенотов. Что касается Матиньона, то он, горестно вздохнув по поводу их расставания, сказал: