А теперь приходилось думать еще и о фейри. Карл и представить себе не мог, что те могут особо благосклонно относиться к существованию рудника. Фейри остро ощущали любые изменения окружающей среды и считали ее защиту своим священным долгом – не в последнюю очередь потому, что ее чистота была напрямую связана с их выживанием. В народе ходили байки о том, что в старину фейри могли замучить до смерти крестьян, не относившихся к природе с достаточным уважением, и топили землевладельцев, которые позволяли загрязнять отходами их ручьи. В безопасности своего собственного дома и уединении собственного разума Чарльз предполагал, что именно рудник наверняка в конце концов и выгнал фейри из их курганов и нор. Если это и в самом деле было так, то он был полностью готов выступить за его закрытие, а не рисковать эскалацией взаимной вражды, – хотя и сомневался, что его деловые партнеры, и в частности Балвейн, столь же готовы расстаться с таким большим нетронутым богатством.

– Черт бы побрал этого человека, – в сердцах произнес Вильгельм. – Ну где же он?

И вот тут-то Балвейн и появился на галерее менестрелей, с единственной свечой в правой руке. Галерея протянулась по трем сторонам Большого Зала, и Балвейн расположился ровно посередине, взирая на своих гостей сверху вниз не с благодарностью или дружеским участием, а с чем-то близким к презрению.

– Я здесь, – молвил Балвейн, – причем уже довольно давно.

Если кто-то из тех, кто ляпнул в его адрес что-нибудь не то, и ощутил стыд или тревогу, то сумел хорошо это скрыть. С возвращением фейри Балвейн столь же нуждался в них, как и они в нем. Если он решит обидеться, то это его дело. У всех них есть дела поважнее.

– Я не против, чтобы ты занял самый большой стул за столом, братец, – сказала маркиза Дортхен, – но необходимость смотреть на тебя снизу вверх в течение всей нашей встречи нас быстро утомит.

– Не стоит беспокоиться на этот счет, сестрица, – ответил Балвейн. – Обсуждение не займет много времени. Вообще-то можно сказать, что все было решено еще до вашего приезда.

Дортхен нахмурилась. Якоб с Вильгельмом захихикали, как и всегда в моменты стресса или неуверенности. Вид у Кристианы был такой, будто она прикидывала возможность опять кого-нибудь отравить. И только герцог Карл, у которого был хорошо развит инстинкт самосохранения, отреагировал быстро и целеустремленно. Он уже был на ногах, направляясь к двери и обещанию безопасности, когда стрела с каменным наконечником угодила ему в поясницу. Удар заставил его, шатаясь, сделать еще несколько шагов, прежде чем он упал и вторая стрела положила конец его страданиям.

К тому моменту когда Карл испустил дух, большинство его собратьев-вельмож уже тоже корчились в предсмертных муках.

LVI

DERN (среднеангл.)

Скрытый, потайной

Молодой стражник, который сопровождал их во время экскурсии по замку, теперь оставался единственным часовым в коридоре, когда Церера, Дэвид и Лесник вышли из своей комнаты. Он подпирал стену, сложив руки на груди и скрестив ноги, поскольку поблизости не было никого, кто мог бы его за это отчитать, а каменный пол в сочетании с изгибом стен означал, что он сможет засечь приближение кого-нибудь из своего начальства по звуку задолго до того, как они появятся в поле зрения. Однако внезапное появление его подопечных удивило стражника настолько, что он выпрямился и принялся нашаривать свою пику.

– Вы должны оставаться в своих покоях, – встревожился он. – Лорд Балвейн распорядился, чтобы во время заседания совета все в замке оставались на своих местах. В целях безопасности.

– Замок небезопасен, – ответила ему Церера, – потому что фейри уже внутри.

– Это просто невозможно, – отмахнулся охранник.

– Еще как возможно, потому что я их сама видела.

Это привлекло его внимание, пусть даже Церера решила не добавлять, что видела их только в своем видении, что наверняка подорвало бы доверие к ней как к свидетельнице.

– Она говорит правду, – поддержал ее Лесник. – Они используют старые туннели под замком и потайной ход рядом с кухнями.

Охранник выслушал Лесника с куда меньшим сомнением, чем выказал его спутнице. «Патриархат не сдает своих позиций», – подумала Церера. Если ей когда-либо удастся вернуться в свой собственный мир, она больше никогда не станет голосовать за политика-мужчину.

– Что плохого, если все-таки осмотреться? – заметил Дэвид. – Это займет всего несколько минут. Мы не вооружены, так что не можем представлять никакой угрозы.

– А если мы воспользуемся этими черными лестницами, – добавила Церера, – то никто ничего и не узнает.

– Мне нельзя покидать свой пост, – заколебался стражник. – На меня напишут рапорт.

– Если фейри доберутся до Балвейна, – сказал Лесник, – некому будет о тебе докладывать. Но если потом выяснится, что в результате твоего бездействия ему был причинен какой-то вред…

Охранник быстро согласился, что убедиться не помешает, хоть и настоял на том, чтобы обыскать их на предмет припрятанного оружия – ну, вообще-то обыскал он Лесника и Дэвида, а в случае с Церерой ограничился визуальным осмотром, поскольку выражение ее лица не оставляло сомнений в том, что трогать ее руками будет крайне неразумно. Удовлетворившись и этим, стражник махнул им, чтобы шли вперед, а сам последовал за ними с пикой наперевес. Они спустились по тем же пыльным лестницам и коридорам, которые совсем недавно исследовали, не встретив никого, кроме нескольких слуг, которые были слишком заняты своими делами, чтобы проявлять к ним особое любопытство, так что вскоре без всяких препятствий добрались до портрета Балвейна.

– И где же этот ваш потайной ход? – поинтересовался стражник.

Церера проверила раму, просунув свои тонкие пальцы за позолоту, надавливая на нее и ощупывая завитки резьбы.

– Я ведь уже говорил, – попытался вмешаться он, – нельзя ее трогать!

– Это всего лишь рама, – успокоила его Церера. – Я ведь не рву холст. – Она обожгла взглядом троих мужчин. – Да не стойте же, разинув рты! Тут должен быть какой-то механизм. Поищите его!

Лесник и Дэвид принялись осматривать стены, надавливая на камни, пытаясь провернуть настенные светильники и даже с силой наступая на подозрительные плитки на полу. Охранник держался в сторонке, а когда понял, что это не какая-то уловка, наконец решился помочь, но безрезультатно. Портрет оставался на месте, не открывая никакого скрытого проема. В конце концов Церере пришлось признать свое поражение.

– Я была совершенно уверена, – сокрушенно произнесла она. – Я была настолько уверена…

И в этот момент послышался отчетливый щелчок. Портрет Балвейна за спиной у Цереры отделился от стены, словно дверь на петлях. Они быстро отступили, чтобы укрыться за картиной