возвращаясь в свой мир. Или привносят новое. К томе же распределение производится магией, которая никогда не ошибается и находит порой в человеке то, о чем даже сам человек не знает.

От этих слов Фрино почему-то крепко задумался, а я вслед за ним. К опасным студентам меня не причислишь – ну да, силы большие, но я вполне из контролирую, и спонтанно, как у Орсона или Мрамора, она не срабатывают. Революцию на Кронусе меня тоже устроить не тянет. Да я вообще мечтала туда больше никогда не возвратиться, если уж честно. Иногда у меня возникал вопрос – что я вообще здесь делаю?

И тут, отвлекая нас от размышлений, входная дверь хлопнула. На пороге показался Якоб – взлохмоченный, запыхавшийся, злой. На плечах у него воротником растянулся черный кот, глаза которого в полутьме ярко горели. Кот, кажется, тоже был зол.

– А ну встали все живо! – скомандовал наш куратор.

Мы вскочили. Видеть Якоба злым нам еще не приходилось, и это пугало.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Ивона.

– Громы и молнии на голову умникам, которые придумали этот проклятый небом турнир! – выругался в сердцах Якоб, и я по достоинство оценила красочность ругательств с Кронуса. – Чтобы им солнце больше не светило, гадам поганым! Эти заразы задание для полуфинала. И, даже если меня выгонят из академии, я просто обязан вам помочь. Иначе травмами дело не ограничится. Фрино.

– Д… да? – ошарашенно откликнулся парень.

– Будешь их учить, – ткнул Якоб в нас пальцем. – Рассказать вам, что эти мрази придумали я не могу, а вот сказать, как выпутаться из этой передряги – могу.

– Что делать нужно? – растерялся Фрино.

– Обычную ментальную знаешь? – уточнил Якоб, а потом махнул рукой. – Да знаешь, что я спрашиваю. Скрути их всех на часок-другой, подними всю муть со дна и пускай учатся выпутываться...

– Это еще зачем? – нахмурился Мрамор.

– А ты, умник, молчи и делай что говорят, – подошел и дал ему подзатыльник Якоб. – И так тут работой из-за вас рискую. Вы мне еще потом спасибо скажете.

– Что значит “поднять муть со дна”? – опасливо уточнила я.

– Плохие воспоминания, – глухо ответил Фрино, стараясь на меня не смотреть. – Не понимаю, зачем, но сделать могу. Только предупреждаю, приятного мало.

– И тебе они потом спасибо скажут, – заверил его Якоб. – Давай, парень, я на тебя действительно рассчитываю. Скрути их даже если они будут брыкаться. Уж у тебя-то, надеюсь, хватит на это силы воли.

– Как скажете, – равнодушно пожал плечами Фрино. – Что ж, я заранее извиняюсь. Начнем с пяти минут...

И, почти сразу же меня накрыло какой-то непонятной волной. В глазах потемнело, дышать стало тяжело. Сначала мне показалось, что над нами погасла лампа… но потом поняла, что не в этом деле. Я не могла пошевелиться, даже пальцем двинуть. Такое знакомое, неприятное чувство. Почти то же самое, что сделал со мной Фрино в тот день, когда вырвался на свободу Малум. А потом я поняла, почему Якоб назвал эту неприятную практику “поднять муть со дна”. С моего личного дна, в которое оседало все, о чем я предпочитала не вспоминать, действительно нечто поднялось.

Воспоминание.

Самое мерзкое воспоминание из всех, о котором я благополучно забыла.

Как я вообще могла о нем забыть?

Сад. Дыра в заборе за розовым кустом. На голых руках царапины. Я маленькая, мне пять лет. Улица оживленная. Я – первооткрыватель. Я – исследователь. Я смелая, я сильная, мне не нужны няньки. Девочка-девочка, почему ты одна? Человек в красном. Смотрю на него, а он улыбается – совсем как папа, и усы такие же.

Нет… я не хочу это помнить… не хочу…

Вынырнув на секунду, дернувшись в магической паутинке, что сплел Фрино, я услышала чей-то душераздирающий вой. А потом воспоминания снова поднялись из темноты. Я сижу в темной каморке. Уже я, не Малум. И плачу, плачу, плачу. За дверью ругаются мать и отец. Запереть! Посадить под замок! Позор! Нонсенс! Никто не должен об этом знать!

Забыв о том, что не могла пошевелиться, зажимаю руками лицо.

– Яна… Яна? – голос, но не снаружи а где-то внутри. – Распутывай, Яна. Ты видишь нити? У тебя есть нож, Янка. Я видел, как ты им орудовала.

Голос такой знакомый, но чей?

– Выродок, перестань вопить. Оперным певцом подрабатывать не думал? Давай, дракон, где твои выдающиеся способности к поджиганию магии?

Точно знакомый голос. Мужской. Приятный.

– Рейнар, что за позорище? Парень, твоя защита была просто непрошибаемой, что же ты сейчас ее не поставишь. Как ты собираешься воевать если тебя скрутили таким ерундовым приемом?

Но в каморке никого нет. Откуда этот голос идет? Это с улицы?

– Орсон, чуть получше… ты почти меня сделал. Давай, выкини эту девку в красном платье из головы.

Красное, красное… красный камзол. Почему этот человек был в красном? Кем он был?

– Ивона, хватит жаться к Рейнару, он тебе не спасет. Да-да, тут каждый сам за себя. В войне против собственной головы никто не помощник. Давай, у тебя же есть шипы. Так что же ты их не применяешь?

И тут до меня дошло. Фрино. Магия. Мне не пять лет, не пять, я не маленькая, я не в каморке…Я потянулась внутрь себя, за магией, которая остыла и замерла вместе со мной. Нож. Меч. Мне нужен меч, чтобы срезать эти гадкие нити, которые обмотались вокруг меня. Эту паутину…

Но стоило мне дотянуться до магии, как память подбросила новое воспоминание.

Я иду. Мне снова пять. В одной моей руке леденец на палочке, в другой – шершавая рука. Я поднимаю взгляд. Человек улыбается в усы. Он сказал мне, что отведет меня в чудесное место. Красный человек…

Внезапно видение рассеивается и магия отпускает. Слезы катятся по щекам, тошнит страшно. Сверху лампочка мигает – видимо у кого-то сдали нервы и магия сбоит.

– Нда… – вздохнул Якоб. – Хотя все гораздо лучше чем я думал. Или ты, Фрино, обездвижил их чтобы они не метались?

– Обездвижил, – глухо сказал Фрино. – Иначе Мрамор бы здесь уже все разнес.

Осмотревшись, я увидела своих соседей. Мрамор стыдливо отворачивался у Ивоны глаза от слез были красные. Даже Текка, и та казалась подавленной. Фрино же сидел, обняв закинутые на диван ноги