Пендергаст закачался быстрее, плетеный стул под ним все сильнее скрипел, шары в руке постукивали все громче и громче.

— Я мог это сделать в любой момент! — закричал Слэйд. — С какой стати именно теперь? Теперь-теперь-теперь-теперь-теперь?

— Раньше вы не могли.

— У Джун есть ствол. Отличный ствол-ствол-ствол…

— Только она его, конечно, держит взаперти.

— Я могу принять смертельную дозу морфия! Просто уснуть, уснуть! — Речь Слэйда перешла в быстрое бормотание, похожее на далекий рокот мотора.

Пендергаст покачал головой.

— Джун очень тщательно следит за тем, сколько вы получаете морфия. Наверное, ночью вам тяжелее всего: вы, вот как теперь, быстро расходуете суточную норму, и на ночь ничего не остается — на всю долгую, бесконечную ночь.

— И-и-и-и-ииииииии! — дико завизжал Слэйд.

— Я уверен, что Джун и ее супруг во всем ограничивают вас. Вы не пациент — вы пленник.

Слэйд тряс головой и яростно, но беззвучно шевелил губами.

— Несмотря на все предосторожности, — продолжал агент, — несмотря на все лечение, а также и другие, более необычные способы отвлечь ваше внимание, Джун не может помешать всем этим ощущениям одолевать вас. Или может?

Слэйд не отвечал. Он сжал дозатор — раз, другой, третий, но в баллоне ничего не осталось. Тогда он согнулся, судорожно сжал губы и с размаху ударился головой о стол.

— Обычно я считаю самоубийство трусостью, — сказал Пендергаст, — но в вашем случае это единственное разумное решение. Потому что для вас жизнь бесконечно хуже смерти.

Слэйд безостановочно бился головой о стол.

— Малейший приток сенсорных сигналов причиняет мучительную боль, потому ваша окружающая обстановка сведена к минимализму. А я ввел в нее новые элементы: мой голос, запах угля, кольца дыма, скрип стула, стук бильярдных шаров, тиканье часов. Я бы сказал, что вы — сосуд, готовый взорваться, — тихо, размеренно вещал Пендергаст. — Меньше чем через полминуты в часах прокричит кукушка — двенадцать раз. И сосуд взорвется. Не знаю, сколько вы выдержите криков, прежде чем застрелитесь. Четыре, пять, может, даже шесть. Но выстрелите вы непременно, потому что звук выстрела — последний и решающий — единственный выход. Единственный путь к освобождению. Считайте это моим подарком.

Слэйд поднял взгляд. Лоб у него покраснел от ударов, глаза закатились. Он направил пистолет на Пендергаста, уронил руку, снова поднял.

— Прощайте, мистер Слэйд. Осталось несколько секунд. Я помогу сосчитать. Пять, четыре, три, два, один…

В комнате, уставленной сверкающей медицинской аппаратурой, Хейворд в ожидании Пендергаста примостилась на каталке. Джун Броди и ее неразговорчивый супруг неподвижно застыли у стены и прислушивались к еле доносившимся сюда звукам. Впрочем, звукоизолированные стены заглушали и странный истерический смех, и стоны боли, и крики отчаяния.

Со своего места Хейворд видела обе двери: и ту, которая вела в кабинет Слэйда, и другую — на лестницу, к выходу. Она не забывала, что второй стрелок остался где-то там, в ночи, и в любой момент может ворваться сюда. Хейворд еще раз проверила пистолет и взглянула на дверь, за которой скрылись Пендергаст и Слэйд. Что там происходит? Никогда в жизни Лоре не было так плохо — совершенно измученная, вся в засохшей грязи, да еще в ноге дергающая боль — действие обезболивающего кончалось. С тех пор как Слэйд с Пендергастом ушли, прошло чуть больше десяти минут, но какое-то шестое чувство подсказывало Хейворд выполнить распоряжение Пендергаста и ждать на месте. Он обещал ей не убивать Слэйда — остается только поверить ему, потому что, как бы то ни было, Пендергаст — джентльмен и держит слово…

И тут раздался выстрел — приглушенный грохот, от которого содрогнулись стены. Хейворд подняла оружие, а Джун Броди с криком бросилась к двери.

— Стойте! — крикнула Хейворд. — Ни с места…

В наступившей тишине прошла минута, другая — а потом раздался негромкий отчетливый звук закрываемой двери. Через миг в коридоре послышались легчайшие шаги. Хейворд с колотящимся сердцем сидела на каталке.

В проеме появился особый агент Пендергаст.

Хейворд уставилась на него. Под толстым слоем засохшей грязи лицо его было бледнее, чем обычно, но в остальном он выглядел целым и невредимым.

— Где Слэйд? — спросила Хейворд.

— Умер.

— Вы его убили! — закричала Джун и бросилась из комнаты. Пендергаст не стал ее задерживать.

Забыв о больной ноге, Хейворд спрыгнула с каталки.

— Ты же обещал, сукин ты сын!

— Он сам себя убил, — сказал Пендергаст.

— Самоубийство? — впервые подал голос мистер Броди. — Не может быть!

Хейворд не сводила взгляда с Пендергаста.

— Не верю. Ты сказал Винни, что убьешь его — и убил!

— Да, я поклялся его убить, но вместо этого мы с ним просто побеседовали. Он сам застрелился.

Хейворд опешила и внезапно поняла, что не хочет ничего знать. Как это так — «побеседовали»? Она вздрогнула.

Пендергаст пристально посмотрел на нее:

— Не забывайте, капитан, что Слэйд только отдал приказ убрать Хелен, сам он ее не убивал. Придется нам с вами еще поработать.

Минуту спустя появилась рыдающая Джун. Муж попытался утешить ее, погладить по плечу, но она скинула его руку.

— Больше нас здесь ничего не держит, — сказал Пендергаст Хейворд и повернулся к Джун: — Нам необходимо взять вашу лодку. Завтра вам ее вернут.

— Десяток вооруженных до зубов копов? — горько спросила Джун.

Пендергаст покачал головой:

— Не вижу необходимости о вас сообщать. Вы ухаживали за душевнобольным, который был при смерти. И тут, насколько я понимаю, ваше участие начинается и заканчивается. Незачем докладывать о самоубийстве человека, который официально и так мертв.

— «Душевнобольной»! — бросила Джун. — Вот как вы о нем думаете. Но он был гораздо больше, чем просто больной, гораздо больше! Он был замечательный человек, проводил очень важные исследования, добивался удивительных результатов. И если бы я его вылечила, он преуспел бы в своих начинаниях. Я пыталась вам рассказать, но вы… Вы даже выслушать не захотели! — Джун осеклась.

— Он был неизлечим, — сказал Пендергаст не без сочувствия. — А его экспериментаторство не оправдывает хладнокровного убийства.

— Экспериментаторство? Экспериментаторство?! Да он вот что сделал! — Она ткнула пальцем себе в грудь.

— Что? — На перепачканном лице Пендергаста мелькнуло удивление.

— Если вы так много про меня знаете, то должны знать и мой диагноз! — сказала Джун.

Пендергаст кивнул.