Наивность, граничащая с невежеством.

* * *

Когда огромная стальная гора сдвинулась с места и решетка поднялась, Трошин с трудом оторвал голову от бетонного пола.

Сначала ему показалось, что пришли двое, но изображение мелькало в глазах и расплывалось, соединяя и раздваивая силуэт одного человека. Скорее всего, у него были галлюцинации. Он уже не различал, где действительность, а где мираж.

– У вас сильная воля, майор, – сказал входивший в бункер молодой человек.

Голос отозвался эхом в ушах и утонул в сознании. Трошин хотел что-то сказать, но не смог.

– Теперь, майор, я вижу, что вы созрели и заслуживаете обещанного гонорара. Нет, я не правильно выразился. Вы стоите столько, сколько способны унести. Дорога наверх – это тридцать две крутые ступени. Ваша задача добраться до моего кабинета. Там вас ждет свобода. А теперь берите деньги и убирайтесь.

Трошин стиснул зубы. Рана гноилась, и рубашка прилипла к телу. Ему не хватало воздуха, и его трясло в лихорадке. Жизнь уже не казалась ему увлекательным приключением, она превратилась в тяжкое, мучительное бремя с кошмарным финалом.

Душа требовала покоя, но мозг работал отчетливо. Жажда и голод обострили все чувства и трезвость мышления. Ему предлагали свободу. Самое дорогое, что существует в этом мире. Но каждый видит ее по-своему.

Валяясь на куче денег, он успел их возненавидеть, но как только врата жизни приоткрылись и пахнуло свежим ветерком, представление о счастье на вольной земле начало возвращать его к прежним убеждениям.

Трошин перевернулся на спину, упираясь локтями в пол, и приподнялся. У него кружилась голова, а ноги напоминали протезы. Безвольные чурбаны отказывались выполнять приказы хозяина. Главное – беречь силы и не делать лишних движений. Суета все погубит.

Майор сел и, не поднимаясь, начал запихивать пачки денег за пазуху.

Рубашка вздувалась, делая хозяина похожим на карикатуру. Меры он не знал, пока не ощутил такой тяжести, которую невозможно поднять. Глупо, подумал он. Где его рациональность? Он потратил лишние силы и уже не мог встать, не мог даже шевельнуться.

Трошин принялся вынимать прессованные кирпичи из стодолларовых купюр и бросать их на бетонный пол. Еще попытка – и вновь неудача. Разгрузившись наполовину, ему наконец удалось встать на колени и подняться. Только бы не упасть. Он сделал шаг вперед и покачнулся. Пауза. Вдох – еще шаг. Он шел к двери целую вечность. Ничего не могло его остановить, кроме смерти. О ней майор не думал. Человека в дверях он не видел. Только вперед.

Вот и лестница. Тридцать две ступени. Одна, вторая, третья – и ноги подкосились. Он едва не упал, вцепившись в перила. Перед глазами плавали розовые круги. Сердце вырывалось из груди, а ноги превратились в пудовые гири.

– Никаких поблажек, Трошин. Только вперед. Любая задержка лишит вас денег. Вам осталось двадцать девять ступеней.

Голос звучал, как свист бича. Пастух гнал его вперед.

Трошин поднялся еще на три ступени и, вынув из-за пазухи три пачки, бросил их под ноги, через пять ступеней – еще четыре упаковки. Глаза его налились кровью, пот стекал ручьями, как дождевой поток. Стиснув челюсти, майор делал шаг за шагом, оставляя за собой пачки денег. Когда впереди забрезжил свет, он понял, что последние силы покинули его. Трошин достал последнюю упаковку, разодрал зубами целлофан и выдернул из пачки узкую стопку купюр. С ними он добрался до верха, вошел в кабинет и упал, потеряв сознание.

Марина сидела на диване и при появлении шатающегося привидения с кровавыми глазами и бешеным взглядом вскрикнула. Ее никто не услышал.

Андрей вошел в кабинет, и напольные часы встали на место.

– Кто это, Андрей? Что за чудовище? Откуда он взялся?

– Ты его не узнала? Катакомбы людей не красят. Забудь о нем.

Дверь распахнулась, и в комнате появился Ван Ли. Андрей выжидающе посмотрел на смуглого парня с кошачьими повадками.

– Есть новости? – спросил он.

– Есть, – ответил Ван Ли. – Первичное предположение не оправдалось. В Центральную клиническую больницу Хабарова не отправили. Его поместили в Военный окружной госпиталь в Красногорске, под Москвой. Современно оборудованная клиника с очень опытными врачами. Охрана поставлена на высшем уровне. Доступ невозможен. Состояние больного тяжелое. Лежит в реанимации.

– Доступ везде возможен, дорогой друг. Забудь о Хабарове, я сам о нем позабочусь. Помоги лучше этому бедолаге.

Андрей кивнул на лежавшего на ковре Трошина.

– Он заработал свободу?

– И деньги. Столько, сколько стоит сам. К сожалению, недорого. Меньше тысячи. Так всегда бывает, если переоценивать свои силы и возможности. Он свое получил. Брось его в багажник и отвези в Москву. Пусть он очнется на Гоголевском бульваре против памятника. Там он предпочитал назначать встречу своим агентам. Думаю, что Гоголь смотрел на него с иронией. Трошин возомнил себя Микулой, которого черт на своих плечах доставил во дворец к императрице, и та ему подарила царские черевички. Бедный майор. Он не заметил усмешки великого писателя. Черта нельзя обмануть. И только в сказках цари раздаривают свою собственность и сочувствие.

Ван Ли взвалил бесчувственное тело на плечи и вышел из комнаты.

Марина рассмеялась.

– А китаец сам похож на черта.

– Только путь его лежит не во дворец. Андрей сел за стол и включил компьютер.

– Что ты собираешься делать?

– Закончить работу Марфуты.

– Каким образом? – девушка подошла к столу и взглянула на экран с цифрами.

– Современное убийство не требует оружия.

– Но из компьютера нельзя стрелять!

– Сейчас проверим… Произведем поиск… Так… Попадаем на главный сервер окружного госпиталя… Взламываем код… Минуточку… Проникаем… Ищем нужный компьютер… Так… Вот и наш больной. Глупый господин Хабаров! Ведь я его предупреждал… Момент – а теперь меняем программу на компьютере больного.

Отменяем искусственное дыхание, перекрываем кислород, увеличиваем поступление лекарства в кровь…Так… Еще немного – и наш пациент переселится в другой мир. Дорога в ад ему давно заказана. Уж он-то точно повстречается с чертями. Ну вот и все.

* * *

Шел мокрый снег. Медведев стоял перед тюремными воротами. Дул сильный ветер, и он замерз. Сидеть в машине он не мог и не хотел. Когда чего-то очень ждешь, то трудно находиться в состоянии покоя.

Железная дверь проходной открылась ровно в одиннадцать. Татьяна ступила на тротуар, сделала два шага и остановилась. Стальной скрежет за спиной известил ее о конце всех мучений. Щелкнул засов, и наступила тишина.

Он стоял исхудавший, побледневший, с грустными черными глазами и тревогой на лице. Кто из них больше волновался? Да Бог их знает.