его глаз я вижу муку. Вижу, как он так же сильно ненавидит все происходящее – все, что этот жизненный поворот сотворил с тем, что мы выстраивали.

– Уже сделала! – отрезаю я, имея в виду куплу, что тяготит мне запястье.

Моя жизнь рухнула в тот момент, как я приняла браслет, но я не могу заставить себя пожалеть. Только не сейчас, когда от этого союза так много зависит.

В карих глазах Бейза вдруг отражается омут сочувствия.

– Ты не знаешь, каково там, Орлейт. Ты понятия не имеешь, с чем имеешь дело.

– И кто бы в этом был виноват? Кто держал меня в неведении девятнадцать сраных лет?!

Я отталкиваю его и наношу удар.

Клинок Бейза со свистом рассекает воздух, отбивает мой в сторону, снова проезжаясь режущим ухо звоном по моим нервам. Я рычу, напитывая себя им, разворачиваюсь и нападаю с другого угла.

Бейз уклоняется.

Пусть меч деревянный, но, когда он рассекает развевающуюся полу рубашки, он так же безжалостен, как сталь, оставляя дыру, обнажая гладкие мышцы, заключенные в идеальную оболочку фарфоровой кожи.

На мгновение мне кажется, что Бейз намеренно почти дал мне выпотрошить его. Но потом я поднимаю взгляд и вижу, что он безмерно удивлен…

Похоже, новый меч не так уж и плох.

Перекидывая его из руки в руку, я зарываюсь ступнями в песок, но стараюсь не нагружать правую ногу.

Бейз вдруг бросает взгляд на мое запястье и мрачнеет.

– Они тебя ранили?

Я закатываю глаза:

– Ты что, настолько плохого мнения о себе как о наста…

Меч Бейза мгновенно бьет меня плашмя по правому бедру, посылая разряд боли вниз по раненой ноге. Я вскрикиваю, когда колено подгибается. Бейз разворачивается, увлекая следом мою руку с мечом и заламывая ее мне за спину.

– Мне казалось, я учил тебя всегда защищать слабое место, – злится Бейз, обездвиживает мою вторую руку и срезает повязку плавным движением клинка.

Темно-синяя лента падает на песок.

Разглядывая полумесяцы отпечатков зубов, Бейз вдруг смеется.

– Ты что, оставила ему угощение на дорожку?

То, как он быстро разобрался в ситуации, меня чуточку настораживает.

– Да… знаешь, да. – И я с силой опускаю на его босую ногу жесткий ботинок – то, чего он по привычке от меня не ожидает.

Взвыв, Бейз отстраняется ровно настолько, чтобы я смогла высвободить руку. Вывернувшись из его хватки, я ныряю вниз и подбиваю ему колени рукоятью меча.

Бейз камнем валится на песок и глухо стонет, когда я впечатываю колено ему в грудь. А потом давлю всем весом и приставляю острие клинка к сердцу.

Внутри все вскипает, и я мельком оглядываюсь. Мы полностью скрыты акульим оскалом скалы, обоих моих стражей нигде не видно.

На пляже только мы, ни одного свидетеля моей победы, кроме уязвленной гордости Бейза.

Я смотрю на его руку, держащую меня за колено, словно он прикидывает, как бы меня спихнуть. Схватив его кольцо, я вижу, как расширяются его глаза и кровь отливает от щек.

– Всегда защищай свое слабое место, верно?

– Орле…

Я тяну.

Изменение происходит мгновенно, и вид потрясает настолько, что я отшатываюсь от безопасных скал, оставляя Бейза под их защитой.

Я едва могу дышать, потому что я совсем его не узнаю.

Ни капли.

Его волосы такие белые, что светятся сами по себе, уши заострены, внешняя сторона раковины усеяна такими же хрустальными шипами, как и у меня. А его глаза… они большие и круглые.

Они напоминают мне мальчика.

Но они, словно под мутной водой, потеряли блеск. А черные круги под его глазами теперь превратились в темные впадины.

Я опускаю взгляд ниже, и воздух застревает в горле.

Сердце замирает.

Каждый видимый сантиметр жемчужной кожи Бейза – кроме незнакомого, прекрасного лица – покрыт шрамами. Испещрен следами крупных и мелких укусов. Некоторые имеют форму идеальных полумесяцев, другие настолько рваные, что я даже представить боюсь, как долго они заживали.

Но шея…

Кожа там местами сморщена и вздулась, местами разодрана, как будто много лет назад на него надели ошейник из колючей проволоки. Как будто Бейз рвался из него, кромсая собственную плоть.

Внутри все переворачивается, взгляд устремляется на того, кого, мне казалось, я знаю так же хорошо, как замок, что сейчас отбрасывает на нас величавую тень.

Причастен ли Рордин к этой… этой пытке, которую Бейз терпел много лет?

Я смаргиваю, чувствуя, что по щекам текут теплые слезы.

– И тебе хватило наглости называть меня лгуньей, – хриплю я, и голос как чужой.

Он ломкий.

Голос девушки, которая только что поняла, насколько одинока была целых девятнадцать лет.

Я смотрю в мерцающие провалы его глаз.

– Как лицемерно, когда ты точно знаешь, каково это – жить в чужой коже.

Бейз, подавленный, пытается прикрыть торс обрывками рубашки.

Отчасти меня гложет вина, что я сорвала с него маску без разрешения, но это чувство быстро испаряется, как только он открывает рот:

– Он тебя не отпустит, Орлейт.

Я отступаю еще на шаг, взгляд холодеет. Тщетно пытаюсь увидеть в этом прекрасном, изломанном мужчине того Бейза, которого знала и любила.

Бейза, которого считала несокрушимым.

– Он уже меня потерял, – отвечаю я голосом слишком мягким и ранимым. Приходится сжать челюсти, чтобы справиться со слабостью. – По крайней мере, так я добуду корабли для людей, которые действительно важны.

– Такая наивная, – выплевывает Бейз, качая головой, и вздергивает верхнюю губу, посиневшую от холода. – Взойдешь на корабль, и он все равно тебя выследит. Ты понятия не имеешь, на что он способен.

Маслянистая чернота рвется наружу яростными струями.

Сжигая.

Заставляя замолчать.

– Да, но и он понятия не имеет, на что способна я, – хриплю я сквозь комок желчи, загоняя поднявший голову образ глубоко в пропасть смерти, разрушения и пронзающего сердце сожаления.

Я смотрю на кольцо на ладони. Идеальная маска, что прячет его боль. Как и мой кулон, кольцо кажется слишком легким для стольких секретов, которые оно скрывает.

И сейчас лишь его отсутствие на пальце мешает Бейзу погнаться за мной до самого корабля.

Сглотнув, я взмахиваю кольцом.

– Я оставлю его на причале. И если ты хочешь сохранить свой… секрет, – выдавливаю я сквозь ком в горле, – предлагаю дождаться нашего отплытия.

Бейз кривит губы, устремляет взгляд в песок, словно смотреть на меня для него невыносимо.

Расценив это как согласие, я разворачиваюсь и иду к причалу.

– И пусть кто-нибудь поливает мои растения! – бросаю я через плечо, раскатывая рукав и прикрывая разодранное запястье.

На груди лежит каменная тяжесть, когда я поднимаюсь по ступеням пристани с прямой спиной,