До конца расследования было запрещено кому бы то ни было покидать территорию Академии. Но, по счастью, на парк этот запрет не распространялся вроде бы, и мы с Морвином решили немного проветриться.

Оказалось, что нашим мечтам не суждено сбыться — ветра не было совсем. Дикая духота и жара царили в этот послеобеденный час и сдавливали тисками со всех сторон, стоило выйти из-под прохладных сводов Академии пурпурной розы. Даже август позавидовал бы раскаленной дымке, парившей над ссохшейся почвой, небу, выбеленому почти до цвета кипяченого молока, зною, волнами расходящемуся в разреженном воздухе. А ведь сейчас все еще апрель!

— Хочешь, прогуляемся до персикового дерева? — спросил Морвин, сжав мои пальцы в ладони чуть крепче. Я улыбнулась в ответ и кивнула.

Ворох увядших лепестков усеивал землю в сени искривленных черных ветвей — обрывками поблекшего чуда, выцветшим воспоминанием о минувшем счастье, которое ты силишься оживить в памяти, но вместо волшебной мелодии на ум приходят лишь отдельные, нестройные ноты, какофонией царапают нервы и заставляют сердце сжиматься осознанием потери.

Моя рука безвольно упала, выскользнула из держащей ее руки.

— Нет… не может быть!

Морвин взял меня крепко за плечи и развернул к себе.

— Не смей! Маэлин, посмотри на меня! — его взгляд прожигал до глубины души, доставал до самых потаенных уголков, и мне хотелось спрятаться в нем, раствориться в его уверенности в том, что все будет хорошо. — Даже не думай что-то там себе воображать, что это дурной знак. Не бывает дурных знаков! Есть лишь наши действия и их последствия. И наша настойчивость, наша сила воли — с которой мы с тобой сможем все!

И я рада была бы ему поверить… но…

Я растерянно оглянулась. Поляна, где мы совсем недавно сходили с ума от пьяных поцелуев, казалась теперь совсем другой. Листва деревьев, едва распустившаяся, такая нежная и ранимая, уже вяло поникла, кое-где скрутившись по краям. Персиковое дерево выглядело так, будто вслед за цветами вот-вот лишится и последних листьев — и только голые ветви скрюченными пальцами будут протягивать руки к небу.

— Маэлин! Да что ж ты… магия! Твоя! Сейчас же! — он встряхнул меня за плечи, и я очнулась.

Просто вид этого места, такого дорогого мне, ударил в самое сердце — я словно прочувствовала боль и жажду каждого дерева. И если я могу помочь…

Закрыла глаза. Потянулась к бьющемуся сердцу моей магии где-то там, глубоко внутри. Зачерпнула полной горстью… Рассыпала в стороны колким снегом, ворохом синих искр, живительной росой, напоив все вокруг своей юной, свежей, нерастраченной, слишком большой для моих хрупких плеч силой.

Открыла глаза.

Морвин как завороженный смотрел на снегопад.

Тихий снег падал, и падал, и таял прямо в воздухе, проникая в каждый лист, впитываясь в него каплями целебной влаги. Магический снег. Который я только что создала.

Несколько мгновений деревья будто прислушивались к тому, что происходит… а потом разом встряхнули ветвями с тихим звоном — и новая, ярко-зеленая листва выстрелила из каждой уснувшей почки, с каждого засохшего сучка, с каждого увядшего побега. Живой, звенящий, посвежевший, искрящийся алмазными брызгами парк был вокруг — а воздух, напоенный прохладой, казался таким чистым и свежим, словно после грозы.

Посветлевшим взглядом смотрел на меня Морвин, пока я, не веря, оглядывалась и приходила в себя.

— Ты знаешь… я ведь не всю правду сказал тогда — на первом испытании. Я не только поэтому называю тебя Ледышкой.

Я вдруг поняла, что ужасно соскучилась по обнимашкам. Влетела в его объятья, уткнулась носом в грудь, втянула запах, вздрогнула от наслаждения, когда сильные руки сомкнулись на моей спине и крепко-крепко прижали.

— М-м-м… и почему же еще? — промурлыкала устало и довольно.

— Когда я был еще маленьким… — доверительно продолжил Морвин, удовлетворенно вздыхая, — мне рассказали, что есть такая штука — «лед». Я никогда не видел его, как и снега, в общем-то. Только в книгах на картинках, и мне было очень трудно представить, что это такое. Когда вокруг — вечный раскаленный жар, а сам ты огненный маг… словосочетание «холодная твердая вода» звучит так странно, что любая фантазия сказочников меркнет. Ну а потом… когда я уже жил в Храме Великого Пламени…

Он осекся на мгновение, и я поняла, что он имеет в виду. Когда он уже остался один. После извержения того проклятого вулкана.

— Однажды мы с другими учениками посетили другой Великий Храм — Храм Хаоса. И вот у них были огро-омные такие подземелья, уходящие глубоко, к самым корням скал. Великий маг Хаоса, Шаэр Ридан, как величайшее чудо показал нам сокровище, что хранилось в этих подземельях.

— Лед?.. — выдохнула я, когда он сделал паузу.

— Лед.

Морвин поцеловал меня в висок, вдохнул запах моих волос, прошелся губами по кончику уха, заставляя сердце мое снова и снова обрываться и падать куда-то далеко вниз. Хрипловатый шепот коснулся нежных завитков волос, выбившихся из прически и прилипших к скуле.

— И ничего прекраснее я в своей жизни не видел… до того момента, как встретил свою Маэлин — самое драгоценное сокровище, сияющее в центре Сферы из чистого льда.

Когда горячий маршрут завершился на моих губах, на них уже цвела нежным цветком счастливая улыбка.

— Ну что, идем потихоньку обратно? Или тебе надо еще немного поднять настроение? — спросил меня Морвин, выпуская, наконец-то, из рук с лукавой усмешкой. Основательно растрепанную, раскрасневшуюся, со сбитым напрочь дыханием и бешено скачущим пульсом. Слова все потерялись, и я просто кивнула. Морвин расценил это как "еще немного".

Уже покидая поляну, Морвин вдруг затормозил и нагнулся, поднял что-то из-под моих ног.

— Держи-ка вот это! — он вложил в мою ладонь нечто маленькое, твердое… и ужасно грязное.

Мой несносный огненный маг как всегда в своем репертуаре.

Я вытащила из кармана форменного платья кипенно-белый носовой платочек с вышитыми собственной рукой инициалами Винтерстоунов и осторожно переложила в него, отряхнув от комьев земли, пузатую персиковую косточку.

— Поняла теперь? Это всего лишь цветы. Цветы умирают каждый год. Но пока живы корни, пока новые семена дают всходы — нет никаких поводов для грусти. Так что выше нос, Ледышка! И я обещаю тебе — когда-нибудь мы с тобой вырастим новое персиковое дерево. Вместе.

Едва мы покинули поляну и вернулись на аллею, как послышался шум.

И вот уже, ломая кустарник, на нее вывалились несколько человек. Двое ищеек тащили под руки того, чьи солнечно-яркие, желто-оранжевые одежды я никогда еще не видела такими испачканными — грязью, обрывками листвы и древесной трухой.

Мистер Пим. Наш «проректор по хозяйственной части», всегда такой дружелюбный и улыбчивый. Сегодня его взгляд казался диким и мрачным, а еще какое-то странно-брезгливое выражение делало его круглое лицо неприятным, почти отталкивающим. Как будто с клоуна облетел грим, и вместо добродушного веселого дядюшки с красным носом видишь испитого, битого жизнью и циничного дядьку средних лет.