Некрасов, тоже стали уговаривать его уйти в отставку и передать власть генералу Алексееву. Вокруг Керенского образовывался ужасающий вакуум. Одинокий премьер бродил по Зимнему дворцу, недавно столь шумному, а теперь пустынному, и размышлял над тем, как короток путь от Капитолия до Тарпейского утеса [В Древнем Риме на Капитолийском холме располагались органы государственной власти, а с Тарпейского утеса сбрасывали преступников, приговоренных к смертной казни. – Примеч. пер.].

   В самый критический момент бесконечные, изматывающие нервы переговоры с министрами и кандидатами на министерские посты, когда в чемоданчике Керенского лежали заявления об отставке всех министров и он обладал «всей полнотой власти», не зная, что с ней делать, и ничем не напоминая счастливого диктатора, к нему пришла официальная делегация Совета. Она предложила Керенскому помощь с одним-единственным условием: мятеж должен быть подавлен беспощадно. Совет не тратил время на слова. Он действовал – действовал, как в лучшие дни революции.

   Чтобы разбить воинские части, собранные Савинковым и его помощником Пораделовым, было бы достаточно одной Дикой дивизии Крымова. Питерские вояки тут же разбежались бы, потому что считали Керенского заодно с Корниловым и не собирались страдать из-за их ссоры. Но последнее слово в борьбе Корнилова с революцией еще не было сказано. Все предместья Петрограда ощетинились баррикадами и были готовы встретить врага. Кронштадт прислал столько людей, что Савинков пытался отослать 2000 матросов обратно, сказав, что «в них нет необходимости». Рабочие брались за оружие, создавали отряды Красной гвардии и готовились превратить в крепость каждую фабрику, каждый дом. В первые же дни в рабочую милицию вступило 25 000 человек. В части Крымова были направлены десятки агитаторов.

   У Совета не было времени легализовать свою деятельность. Он функционировал как истинная революционная власть. Не дожидаясь, когда начнут действовать многочисленные корниловские тайные общества, он начал массовые аресты. Штаб заговорщиков в гостинице «Астория» был уничтожен. Председателя Военной лиги Федорова арестовали. Общее число арестованных превысило 7000. Во многих домах провели обыски и нашли списки заговорщиков. Неопытных конспираторов охватила паника. Их организации страдали от недостатка фондов, потому что деньги были растрачены. Полковник Сидорин, посланный Корниловым для руководства заговорщиками, «испугавшись расстрела, бежал в Финляндию и забрал с собой остатки казенных денег – около 150 рублей», – писал Деникин.

   Организованное Советом Железнодорожное бюро работало с остервенением, мешая продвижению эшелонов с частями Крымова так же эффективно, как в марте, когда оно остановило эшелоны генерала Иванова. Некоторые части отправили совсем в другом направлении, но, когда они это поняли, было уже слишком поздно. Станционные пути были забиты вагонами. Котлы паровозов выходили из строя. В трех местах были повреждены рельсы, и груженые вагоны опрокинулись. Батальон ремонта путей бесследно исчез. Крымов отдал приказ продвигаться дальше пешком, но из этого ничего не вышло, так как не удалось решить вопрос с питанием. Солдат буквально забрасывали прокламациями Временного правительства и Советов, а корниловские контрдекларации до них не доходили. Местные Советы и гарнизоны – например, в Луге – угрожали расстрелять эшелоны из пушек. Телеграф и телефон приходилось захватывать силой. Отдельные части теряли связь друг с другом и со ставкой. Солдаты Корнилова начали отказываться отправляться туда, где была опасность столкнуться с местными гарнизонами. Они выбирали комитеты, которые требовали объяснений от офицеров и лишали последних свободы действий.

   К Чернову, тогда находившемуся в Гатчине, и военруку местного Совета Винценту Соколову ночью пришла делегация от нескольких присланных с фронта частей, включая 3-й донской казачий артиллерийский батальон. Узнав, что никакого большевистского мятежа в Петрограде не было и что их ведут туда не для того, чтобы защищать Временное правительство, артиллеристы сказали, что хотят подготовить всех своих товарищей к принятию делегации Совета, и пообещали в случае попытки какой-нибудь воинской части арестовать делегатов открыть по ней огонь. На следующий день перед позицией частей Петроградского гарнизона конная разведка Дикой дивизии столкнулась с Черновым, осматривавшим позиции с группой офицеров. Вместо того чтобы взять их в плен, разведчики выслушали Чернова, объяснившего им общую ситуацию, и ускакали обратно.

   Дикую дивизию должна была встретить большая мусульманская делегация, организованная Советом. Огромное количество прокламаций от мусульманских организаций и Совета было напечатано на основных языках народов Кавказа. Автомобиль министра земледелия тут же доставил их в Царскую Славянку, где произошел контакт между корниловскими разведчиками и частями Петроградского гарнизона. Место Чернова заняли два представителя казачьей военной секции Совета. Они смело подъехали к передовой линии корниловских частей, где всадники охотно разобрали прокламации. Бессильные офицеры выходили из себя, но вмешаться не посмели.

   Ничего этого Петроград не знал. Он жил либо в страхе, либо в надежде военного штурма. Генерал Алексеев «думал, что часы правительства сочтены. Нужно было решать, что станет делать Корнилов после своей победы»1.

   Но те, кто заранее считал, что революция потерпела поражение, жестоко ошиблись. Советы и комитеты действовали активно. 29 августа на Юго-восточном фронте Деникин и его начальник штаба были арестованы армейским комитетом. На Северном фронте Клембовский передал свой пост революционному генералу Бонч-Бруевичу. Под фальшивым именем и с письмом от Корнилова Завойко отправился «поднимать Дон», но по пути был арестован гомельским Советом. Оттуда Завойко отправил Савинкову дерзкую телеграмму, словно тот состоял с ним в одном заговоре: «Я считаю, что продолжение моей поездки необходимо для всеобщего блага. Жду возможности сделать это». Командира кавалерийского корпуса, князя Долгорукого, отбывшего из ставки в Финляндию (что было предусмотрено общим планом), арестовали по дороге. В самом Могилеве тоже все пошло не так. Солдаты, работавшие в военной типографии, которая печатала прокламации Корнилова под присмотром туркестанских частей, воспользовались неграмотностью своей охраны и вместо этого напечатали прокламации Керенского, в которых Корнилов был назван изменником. Батальон георгиевских кавалеров заявил, что поддерживает Советы, и устраивал постоянные стычки с туркестанцами. В собственном полку Корнилова семь офицеров пришлось арестовать за неподчинение приказу. 28 августа во время осмотра гарнизона одни части приветствовали Корнилова громким «ура!», а другие отвечали ему гробовым молчанием. Под угрозой забастовки рабочие железнодорожных мастерских добились освобождения станционных телеграфистов, арестованных за то, что приняли телеграмму Керенского. В ставку перестали привозить оружие, продукты питания и фураж. Революционный контроль над почтой и телеграфом практически изолировал ее от остальной России.

   Командующий Кавказским фронтом генерал Пржевальский уже передал по телеграфу, что осудит того, кто первым начнет гражданскую войну. Командующий Румынским фронтом генерал Щербачев, генералы Парский, Данилов и другие заявили, что они поддерживают правительство.

   Сомнений больше не оставалось: звезда Корнилова закатилась. Советы еще раз спасли Керенского, который ответил В.Н. Львову, предсказавшему бойню Советов: «Вот и отлично. Нам останется только