Но если Советы рассчитывали, что теперь Керенский перейдет на их сторону и порвет с группой, которая была готова отдать его в руки Корнилова или сменить на генерала Алексеева, то они тоже сильно ошиблись. По его мнению, теперь Советы стали слишком сильными. Соединившись с ними, он рисковал стать их заложником. Напротив, «регрессивный блок» был абсолютно скомпрометирован своим участием в заговоре и боялся последствий. Тем выгоднее было выступить в роли их всепрощающего защитника. Если бы Советы потерпели поражение, возможно, Керенский попытался бы сыграть ту же роль и по отношению к ним. Естественно, сторонники Корнилова этого не допустили бы. Могла ли советская демократия поступить по-другому?

   Ждать первого испытания пришлось недолго. Брожение в отрядах Крымова достигло пика. Солдатское собрание обвинило своих офицеров в обмане, потребовало провести расследование и наказать виновников этой авантюры. Офицеры сослались на миссии Савинкова и Львова и заявили, что они вели войска на Петроград с разрешения Керенского. Тогда солдаты решили провести расследование сами и послали в Совет многочисленную делегацию. Их направили к Чхеидзе, Церетели и Чернову. Керенский тоже принял делегацию, но быстро прервал первого, кто заявил, что солдаты ждут увольнения и наказания предавших их командиров.

   29 августа генерал Алексеев сказал капитану кавалерии Шапрону: «Только что здесь был Терещенко. Меня уговаривают занять пост начальника штаба с Керенским в роли главнокомандующего. Если я откажусь, назначат Черемисова. Вы понимаете, что это значит? На следующий день они казнят сторонников Корнилова. Отведенная мне роль отвратительна, но что я могу сделать?»

   30 августа Корнилов, все еще не знавший, что случилось с его отрядами, но чувствовавший неладное, стал на всякий случай готовить себе путь к отступлению. Посредником между ним и Керенским стал генерал Лукомский. Обе стороны прекращают выпускать декларации против друг друга; Деникина и других выпускают на свободу; генерал Алексеев приезжает в ставку как посредник. В доказательство своего бескорыстия Корнилов готов передать верховное командование Алексееву при условии, что тот создаст «сильное правительство, независимое от безответственных организаций». Корнилов все еще думал, что он может ставить условия.

   Алексеев жадно ухватился за шанс достичь компромисса. Он хотел как можно скорее прибыть в ставку и безболезненно принять верховное командование. Он «горячо убеждал Корнилова сохранять власть» до своего прибытия и отправил по радио приказ правительства «всем, всем, всем» «выполнять оперативные приказы генерала Корнилова».

   Восстановив присутствие духа, Корнилов тут же попытался воспользоваться этим полуоправданием своей измены Временному правительству. Он отправил Крымову письмо, иронически сообщая последнему о случившемся и спрашивая, «есть ли еще возможность оказания сильного давления средствами, находящимися в его распоряжении». В конце он просил Крымова держать ставку в полном курсе происходящего, чтобы та могла дать ему соответствующие инструкции. «Если обстоятельства позволяют, действуйте независимо в духе инструкций, которые я вам дал».

   Иными словами, марш на Петроград и Временное правительство нужно было продолжать. Корнилов не подозревал, что этот приказ уже некому было передать и некому выполнять. Но 31 августа его последние иллюзии развеялись.

   В тот день генерал Алексеев снова разговаривал с Лукомским по прямому проводу. Крымов был в Петрограде и ждал аудиенции Керенского. У мятежников стало еще одной надеждой меньше. Лукомский спросил, посланы ли части для штурма ставки. Да, но сам Алексеев тут ни при чем; сначала он должен выяснить, в какой роли Корнилов примет его в ставке – как посредника или как преемника. Согласен ли Корнилов на прибытие в ставку чрезвычайной комиссии по расследованию во главе с Шабловским? Лукомский ответил, что Корнилов не собирается превращать ставку в крепость. Он примет Алексеева как официального командующего, но тот должен прекратить военные действия против ставки. Вопрос о комиссии остался без ответа: он был слишком болезненным.

   Между тем к Могилеву уже двигались отряды. С разрешения комиссара Западного фронта Жданова полковник Коротков, эсер и член временного революционного комитета Западного фронта, 29 и 30 августа сформировал в Орше отряд из 3000 штыков и 800 сабель, с 3 полевыми батареями и 300 пулеметами. В Витебске был создан отряд в 1500 человек с 16 пушками. Корнилов мог противопоставить им 2500 штыков своего полка (правда, несколько сотен его солдат уже отказалось защищать ставку), 5 батальонов поляков и 500 сабель (главным образом туркестанских, потому что русская часть кавалерии уже объявила о своей лояльности по отношению к Временному правительству). Но даже этим ничтожным силам грозил удар в спину со стороны враждебно настроенного батальона георгиевских кавалеров, не говоря о рабочих, которые все до одного поддерживали эсеровско-меньшевистский местный Совет. Борьба была бы неравной. В Москве генерал Верховский уже подготовил к отправке на Могилев 15 воинских эшелонов. «Сегодня, – сообщил он 1 сентября Алексееву, – я выезжаю в ставку с сильным отрядом, чтобы покончить с этой насмешкой над здравым смыслом. Корнилов, Лукомский, Плющик-Плющевский и Сахаров должны быть немедленно арестованы и смещены со своих постов. Я звонил вам по телефону, надеюсь услышать, что это уже сделано». Алексеев прервал его: «Помощь вашего отряда не требуется. Приказ на отправку эшелонов может отдать только главнокомандующий». После этого он пригрозил Керенскому подать в отставку, если тот не остановит Верховского.

   То же самое случилось и с Коротковым. «Я встретился с генералом Алексеевым; кажется, он был недоволен моими военными приготовлениями. Он думал, что решительные шаги ни к чему, и заявил, что если бы считал нужным применить военную силу, то не поехал бы в ставку. После такой беседы я сам почувствовал себя мятежником. Она произвела на меня угнетающее впечатление».

   Отряд Короткова был остановлен. Верховский также получил приказ «распустить свои части». Но разгрузить эшелоны оказалось труднее, чем нагрузить их. Солдаты Верховского и Короткова горели желанием штурмовать мятежную ставку. Передовая роптала. Комиссар 2-й армии докладывал: «Части сильно возбуждены телеграммой Керенского о необходимости выполнять приказы Корнилова, пока тот не передаст свои полномочия. Они считают этот приказ фальшивкой».

   Но приказ был подлинным: единственной фальшивкой являлась репутация, которую солдаты создали Керенскому. Она рассеивалась как мираж.

   Алексеев прибыл в ставку и нанес официальные визиты Корнилову и Лукомскому. С первым он спорил в Москве о том, кто должен возглавить движение. Теперь один должен был сменить другого. Выслушав программу Алексеева «корниловщина без Корнилова», Лукомский ответил, что все эти обещания были даны правительством, потому что только Алексеев мог ликвидировать ставку без кровопролития; после этого Керенский уберет его самого. Военное министерство из Петрограда сообщило Алексееву: «Правительство обвиняют в бездействии. Советы выходят из себя; атмосферу можно очистить, только проявив власть и арестовав