Когда командование ударных армий планировало предстоящие маневры, Лотар Грошевый уже знал, что его людям предстоит укрепить собой строй гнездовской пехоты, о том его лично просил герцог Вран, с которым у младшего сына барона Хладвига были теплые приятельские отношения.

— Конница противника ударит по правому флангу. Там будет жарко.

— Секари выстоят.

— Секари заимели тяжелые доспехи?

Аристократы на мгновение замолчали. Каждый знал, что Грошевое войско, равно как и крестьянское ополчение, собранное не так давно из бежавших от смерти людей, билось отважно, мстя за печальную судьбу своих земель.

— Секари выстоят. Деваться некуда.

Обсуждение предстоящего боя было долгим и утомительным. Всякий понимал, что война имеет свойство ставить на попа все планы и действовать предстоит по ситуации, что не отменяло необходимость согласовывать свои действия.

Тогда как Лотар и иные аристократы в присутствии короля сотрясали над картой воздух, Гуннар бродил по огромному лагерю. В ночь перед решающим боем многие люди встретили членов своих семей. Да, друг мой, то, что разделяет семьи как ничто иное, может их и воссоединять. Старший сын барона Хладвига осознавал ужас сложившейся ситуации и искал глазами человека, которого они с Лотаром предали много лет тому назад. Чуда не случилось. Ни тогда, ни после войны их с Сиком дороги не пересекались. Такова была их судьба.

Проходя мимо палаток с гербами братского барона Рутгера, Лотар остановился. «Солдаты второй ударной», — подумал он, но, увидев среди мужиков цвета Трефов, Вранов, Мигларда, Златограда и земель Гриммштайна, Гуннар улыбнулся и подошел к костру.

— Могу погреться?

— Ты от чьих будешь?

— Из Грошевых.

— Секарь али мужик?

— Мужик, — Гуннар сел на траву и, вытянув ноги, понял, насколько он все-таки измотан. — От души, — улыбнулся мужчина, когда пехотинец в цветах Гнездовья протянул ему бурдюк с брагой.

Их у костра было человек пятнадцать. Голодные, уставшие и грязные. Каждый мог не умолкая рассказывать о своих бедах, но солдаты улыбались, и глаза их излучали свет и желание жить. Перетерпеть невзгоды и жить дальше. Когда Гуннар присоединился к компании, один из выгодских бойцов рассказывал, как его сопливый сын скатился с оврага и гузном приземлился аккурат в крапиву. Другой вспоминал о том козле, который укусил его дочку за бок. Люди смеялись и рассказывали веселые истории, которые никак не касались происходящего с ними сейчас. Старший сын Хладвига слышал названия деревень и понимал, что на месте большинства из них теперь лишь зола да пепел.

— Эй ты, из Грошевых, — обратился к нему пехотинец в цветах Трефов. — Расскажи, как так вышло, что барин твой за глаза садистом прозван и падлой последней, а?

Он отхлебнул из бурдюка и передал дальше.

— Почему интересуешься?

— Да любопытно.

— Там вся семья такая, — ответил наконец Гуннар. — Садисты и падлы. Был среди сыновей Хладвига один нормальный, да не ужился с братьями.

— Мои хозяева тоже злее гадов…

— Да и мои.

— Все они одинаковые, — Гуннар улыбнулся. — Бог всех рассудит.

— Бог рассудит, а Святая завтра на смерть сопроводит.

— Какая же она святая, обычная девка из Братска.

— Так она же со стороны Трефов.

Гуннар понял, о ком идет речь. Мужики говорили о деве в стальных доспехах, что путешествует от одной ударной армии к другой с личного позволения короля Рудольфа. Об этом человеке среди простого люда уже ходили легенды, а вот власть имущие предпочитали не замечать её существования.

— Говорят, что Святая из Чадских земель.

— «Если слушать, что говорят — выйдет, что девка родом из каждого герцогства одновременно», — подумал про себя старший сын Хладвига, а вслух сказал: — Кто решил, что она святая-то? Церковь за ней святости не видит.

— Плевать, что церковь думает. В церкви тоже люди. Когда нас под Братском смолой обливали, — заговорил человек с изуродованным лицом, — она носила раненых в полевой госпиталь. Так-то!

— Брехня. Говорят, что она первой на стену полезла, и только Господь уберег её от смерти.

— А я слышал, что она приперлась к ставке Саламандр и заявила, мол, воевать хочет.

— И что же?

— И то, что десятник дал ей пинка.

— Вот так вот взял и дал пинка?

— Представляешь. Повалил в грязь и плюнул. Сказал, мол, бабе в войсках делать нечего.

— Баба она или не баба — да я не видал, чтоб иной лыцарь, поднимая меч, поворачивал взад в атаку целое войско. Бабам хорунжие хоругви не носят, благословения для хоругвей у баб не просят. Не верю я, что её вот так, в грязь. У кого рука поднялась, поглядел бы я на того десятника.

— Рука как поднялась, так и опустилась. Эта баба не из плаксивых. Она встала, грязь стряхнула и как стуканула обидчика по лицу! Сказала, дескать, кто баб бьет, тот сам баба и мочится сидя.

— Во девка, с такой хоть в бой, хоть к диаволу на рога.

Ухмыляясь, к костру подошел барон Рутгер:

— Сидите, не вставайте. Мне место у костра найдется?

— Ваше благородие, — бородатый мужик в цветах Братска уступил своему барону место, но тот уселся на траву, бросив к костру мешок сухарей: — Угощайтесь, братцы. Дайте-ка выпить мужицкого зелья, глядишь, и переживу завтрашний день. О, Гуннар! И ты тут.

— И я, друг. И я.

— Что еще интересного о Святой говорят? — Рутгер выпил браги и громко отрыгнул. — Ядрена гадина. Вот почему мы еще держимся… Как вас, мужики, убить, если вы сами отраву лакаете?

Все захохотали. Вокруг костра к тому моменту было уже человек тридцать.

— Подкинь дров да сядь шире! — прокричал подошедший ландскнехт в пестрой одежде. — Хоть где-то нет этой зеленой тоски.

— Так ты, наймит, садись и рассказывай, слыхал, чай, чего о Даме Треф.

— Слыхал, — ландскнехт снял с головы шаперон, украшенный павлиньим пером. — Говорят, она не так проста.

— Конечно, непроста!

— В битвах за Карлоград участие принимала.

— Да я не о том! — Щеки ландскнехта были румяны от выпитого. — Мечик у нее знатный. С лилиями Трефов. Когда она к Саламандрам пришла, там сразу приметили. Говорят, как меч твой зовется?

— А у нее и меч зовется?

— Да, говорит. Говорит, что зовется он Лукаш Острый Сукин Сын.

— Вот те на!

— Видимо, Лукаш тот ей знатно насолил.

— Так нет, говорят, что этот лукаш был из Янтарных Скорпионов.

— О как!