филолога и этнографа

Елену Всеволодовну Перехвальскую

фантаста

Павла Вячеславовича Молитвина

врача

Павла Львовича Калмыкова

сэнсэя

Владимира Тагировича Тагирова

бывалого человека

«Медведя»

и

инженера по компьютерам

Хокана Норелиуса

Без их деятельной помощи эта книга ни за что не получиласьбы такой, какова она есть!

Одинокая птица над полем кружит.

Догоревшее солнце уходит с небес.

Если шкура сера и клыки что ножи,

Не чести меня волком, стремящимся в лес.

Лопоухий щенок любит вкус молока,

А не крови, бегущей из порванных жил.

Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,

Расспроси-ка сначала меня, как я жил.

Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,

Забывая, каков над землёй небосвод.

Там я собственной крови с избытком хлебнул —

До чужой лишь потом докатился черёд.

Я сидел на цепи и в капкан попадал,

Но к ярму привыкать не хотел и не мог.

И ошейника нет, чтобы я не сломал,

И цепи, чтобы мой задержала рывок.

Не бывает на свете тропы без конца

И следов, что навеки ушли в темноту.

И ещё не бывает, чтоб я стервеца

Не настиг на тропе и не взял на лету.

Я бояться отвык голубого клинка

И стрелы с тетивы за четыре шага.

Я боюсь одного – умереть до прыжка,

Не услышав, как лопнет хребет у врага.

Вот бы где-нибудь в доме светил огонёк,

Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке…

Я бы спрятал клыки и улёгся у ног.

Я б тихонько притронулся к детской щеке.

Я бы верно служил, и хранил, и берёг —

Просто так, за любовь! – улыбнувшихся мне…

…Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,

И охота завыть, вскинув морду к луне.

Отгорел закат, и полная луна облила лес зеленоватымпризрачным серебром. Человек по имени Волкодав шагал через лес – с холма нахолм, без троп и дорог, широким шагом, размеренным и неутомимым. Он непрятался. Не хоронился за деревьями, не избегал освещённых прогалин, непригибал головы, хотя босые ноги по давней привычке несли его вперёд совершеннобесшумно. Связанные тесёмками сапоги висели у него на плече. На другом плече,держась коготками, сидел пушистый большеухий чёрный зверёк. Когда Волкодавперепрыгивал через валежины или нырял под нависшую ветку, зверёк, чтобысохранить равновесие, разворачивал крылья. Тогда делалось видно, что этолетучая мышь и что одно крыло у неё разорвано почти пополам.

Волкодав помнил эти места наизусть, как свою собственнуюладонь. Он знал, что доберётся до цели прежде, чем минует полночь. Копьёпокачивалось в его руке, блестя в лунном луче. Короткое копьё с прочным древкоми широким, остро отточенным наконечником, снабжённым перекладиной, – накрупного зверя.

Останавливался он всего дважды. В первый раз – возле большойзасохшей осины, что стояла у скрещения давно заброшенных лесных троп. Вытащивнож, Волкодав проколол себе палец и начертал на обнажённом, лишённом корыстволе священный Знак Огня – колесо с тремя спицами, загнутыми посолонь. Кровьказалась чёрной в холодном, мертвенном свете. Волкодав прижался к дереву обеимиладонями и лбом и постоял так некоторое время. Губы его беззвучно шевелились,перечисляя какие-то имена. Потом он снял заплечный мешок, положил копьё иссадил Нелетучего Мыша на гладкое древко, осторожно отцепив от своей рубахи егокоготки. Зверёк, однако, расставаться с ним не пожелал: подпрыгнув, привычновскарабкался по одежде на прежнее место и устроился на плече Волкодава, крепкоухватившись зубами за толстую льняную ткань – на тот случай, если человек вновьпопробует его отодрать. Волкодав покосился на него и молча полез вверх.

Достигнув первой ветки, он повис на руках, потом сталраскачиваться. Скоро ветка затрещала и обломилась под его тяжестью. Волкодав созвериной ловкостью приземлился в мягкую лесную траву. Упёрся коленом ипереломил ветку на несколько частей. Ему не было дела до посторонних ушей,способных услышать хруст. Вновь вытащив из ножен тяжёлый боевой нож, Волкодавпринялся расщеплять обломки. Вышел изрядный пучок лучины. Каждую щепку Волкодавсмочил кровью из пальца, потом убрал их в кошель на поясе. Поднялся, поклонилсядереву и зашагал дальше.

Второй раз он остановился, когда с высокого, крутого холмаперед ним открылась деревня. Взгляд Волкодава мгновенно отыскал один из домовпод низко нахлобученной земляной крышей – и больше не покидал его. Посерединекрыши, возле охлупня, светилось отверстие дымогона. Когда-то, очень давно, вэтом доме жил мальчик из рода Серого Пса. Жил от самого рождения и додвенадцати лет. На двенадцатую весну мужи рода должны были отвести его вмужской дом для испытаний, назвать мужчиной и, сотворив обряды, наречь новымименем. Не младенческим домашним прозванием, а настоящим именем, которое ни вкоем случае нельзя открывать чужаку. Это имя будут знать только самые близкие люди.Да ещё жена, когда ему придёт время жениться. А прежде чем уводить его леснымитропами, собирались устроить пир, на котором должно было хватить места всем: иродне, и соседям, а может, даже и чужеземцам – сегванам кунса Винитария,поселившимся за поворотом реки…

Но именем мальчика так и не нарекли. Потому что в самыйканун праздника наёмные воины кунса Винитария пристегнули мечи к поясам инапали на спящую деревню ночью, по-воровски. Как говорили, задуман был этотнабег не ради пленников или наживы – ради захвата обжитых земель и устрашенияокрестных племён. Явившись гостем, Винитарий устраивался в этих местах надолго…

Мальчик, сражавшийся как мужчина, остался в живых по дурнойприхоти победителей. На него спустили собак, но злющие кобели, сколько их нинатравливали, рвать его так и не стали: подбегали, сердобольно обнюхивали иотходили прочь… Потом было хуже. Восемь неудачных побегов, четыре рабскихторга, досыта унижений. И наконец строптивый щенок Серого Пса угодил вСамоцветные горы, в страшный подземный рудник…

В доме раскрылась дверь. Острые глаза Волкодава различилидевичий силуэт, мелькнувший на фоне освещённого прямоугольника. Притворивдверь, девушка пошла по тропинке к берегу реки – туда, где, несмотря на позднийчас, вился дым над крышей кузницы и раздавался мерный стук молотка. Волкодавмог бы поклясться: девка несла ужин кузнецу, припозднившемуся с работой.