– А как Палыч отнёсся к девственницам и младенцам, заражённым сифилисом и съеденным заживо?

– Пожал плечами – до глупостей ли ему? Заразу у нас любую вмиг выведут. А женщин он любит. Платонически и издалека. Давно уже. Некогда всё ему. Тут до конца войны концы у многих поотсыхают. Сам-то как обходишься?

– Как? Теперь никак. Всё, что ниже пупка – холодец. Уже не проблема.

– Ха, Брасень, морда твоя протокольная! Разожрался же ты на казённых харчах! Мечи на стол! Медведь вернулся! И сильно голодный. На людей кидаться начну! Я серьёзно. Немцев я поедом ем. Одному морду обглодал. А намедни ещё и кровью немецкой напился. Бе-э-э! Как противно! Что на меня тогда нашло?

– Нашёлся наш пропащий.

– Живой, значит!

– Не совсем. Ослеп, ноги парализованы, рука искалечена. И умом, похоже, совсем тронулся.

Несколько минут стоит гневный мат на смеси языков.

– Ты не горячись! Возможно, это к лучшему. Пусть всё идёт по плану, а там всё будет, как будет.

– Мы не сможем его контролировать!

– Мы никогда этого сделать не могли. Он сам себе контролёр. Он же сбежал не к врагу, а в штрафбат. Искупил кровью. Понимаешь?

Тяжёлое молчание.

– Продолжаем работать.

– Когда сам с ним поговоришь?

– Позже. Давай присмотримся – что он теперь такое.

Летим в Танкоград. Там собирается большой слёт танкостроителей. Пора определяться на кампанию 1943 года. Чем будем воевать? И какими словами «это» проклинать.

Лечу не один. Ясен пень, с Кельшем, он у нас как был руководителем особой группы, так и остался. Ясно, Брасень и Прохор, возмужавший, заматеревший. Прохор Бугаев теперь нарасхват. Приводит в «тонус» высший комсостав. «Одолжили» ввиду моего состояния здоровья. Спит теперь Прохор сидя, привязанный к фюзеляжу. Все свои силы он вложил в меня. Без какой-либо надежды. Так и сказал, что с глазами и спиной помочь он мне бессилен.

В группе теперь больше народа. Многие хроно-«зайцы» пообвыклись, нашли своё призвание или просто применение, как кому повезло. Много спецов из этого времени. Все – НКВД.

НКВД – особая структура. Все её боятся, но помани пальцем – с радостью бегут в ряды. НКВД, каким я его увидел – не служба безопасности, а мегаструктура порядка и развития государства. Поэтому в сотрудники НКВД приглашают отличившихся выпускников вузов, техникумов, просто уникумов. Не только «держиморд» собирают в ряды, а интеллектуалов. Поэтому сотрудники НКВД стоят рядом с конструкторами у кульманов. И ведь «рубят фишку»! Понимают, что там в этих линиях. Сколько такие вот сержанты НКВД вывели за пределы лабораторий и конструкторских бюро пройдох, очковтирателей и скрытых саботажников? Много. На каждом заводе, в каждом депо были такие бесполезные сотрудники, балластные кадры. Поэтому были и такие сержанты НКВД. Террор? Зато производство во время войны работало как часы. Только наращивало и наращивало объёмы. Снижая стоимость изделия, время производства изделия и одновременно повышая качество. Подобного парадокса капитализм достичь не может. По природе своей.

Террор? Королёв, Туполев, Солженицын работали в шарашках НКВД. Королёв – за антисоветчину, за свои убеждения и заблуждения, Туполев – за казнокрадство, Солженицын – за хитрожопость. Находясь на фронте, пишет письмо другу, где открытым текстом «гонит» на власть. Знает ведь, что цензура. Знает, что подставил под пристальный взгляд «органов» друга – написал «палевное» письмо всё одно. Почему? На фронте – убивают. А в «архипелаге ГУЛаг» – заставляют работать. А имея высшее инженерное – просидит войну в шарашке. На это рассчитывал? Так и получилось. Радиостанции ему поручили совершенствовать. Ха! Такие только гадить на голову могут. Итог – Солженицын пережил войну, пережил СССР и умер на чужбине. В Неметчине. Туполев и Королёв искупили и стали теми, кого знает весь мир. Террор?

А при Гайдаре и Чубайсе возможны Туполев и Королёв? Не случилось. Даже Солженицын не случился. Только «про бандитов и ментов». И тот, что описывал галлюцинации наркоманов. Как его? Какая разница? Ничего достойного, даже относительно не случилось.

Террор. Заставили людей жить честно, работать – у-у, звери! Это насколько надо быть зверем бездушным, чтобы заставлять Родину любить? А нам милее туман Альбиона, уродская высоковольтная опора Эйфеля, узкие вонючие канализационные стоки Венеции.

Так вот, нас, особого бюро при НКВД целый самолёт. Все в военной форме, правда, многие без знаков различия. А ещё много раз по столько – там, на земле. Работают. Проект «Полдень» называется. Главный – Кельш. Числится. А на самом деле некто Берия. Лаврентий Павлович. Уже не всесильный нарком. Он теперь – никто. И мой непосредственный «крёстный отец». Надо ему этот фильм показать. Представил, как Палыч говорит голосом дона. Смешно. Не согласится. Ему внешний эффект, не несущий необходимости, – пустое.

Да, кстати – я в погонах. Три звезды горят на каждом плече. Я в парадной форме. В имитации. Сталин поступил мудро – погоны только на парадно-выходной. Боевая и повседневная – такая же, как и раньше. Обломался, конечно, СМЕРШ, но промышленности легче. Насколько легче было бы СМЕРШу ловить лазутчиков? Но! В форме сейчас вся страна. Не то что переодеть – одеть бы! В парадной у нас ходят только в кабинетах и больших, сильно тыловых, штабах. А это процент ничтожный. Остальные – чем менее броско, тем дольше дышишь. Вот и моя группа в форме старого образца. Только я и генерал-лейтенант Кельш при погонах.

Группа моя потрошит имеющиеся данные по бронетехнике 1942–1943 годов. Готовят доклад. Так дико видеть во чреве «дугласа» середины века людей в форме ВОВ – за ноутбуками. С моим появлением ребята-попаданцы вздохнули свободно – без меня Бася им житья не давал. «Забрал» подчистую всю информацию со всех носителей и подтёр их все. Кроме этого, обесточивал всё в радиусе трех километров. Вообще всё. Чуть бедой не обернулось, когда он Горький обесточил. Зато у меня снова четыре процента. И то потому, что Басе выделили отдельный генератор ГЭС. Типа: «Жри, сволочь, может, лопнешь?!» Не лопнет.

Вообще, ёмкость батарейки Баси всего в полторы ладони размером поражает. Над накопителями энергии работает отдельная команда нашего отдела. Из сильно увлечённых. Направление важное и перспективное. Одно из. Всё, за что мы, именно мы, взялись – бесконечно важное и перспективное. Какой атомный проект? Лишь один из… Разве углеводороды, переработка, транспортировка менее важны? В момент, когда у нас Баку «отжали»? А стали и сплавы? Броня? Автоматическая сварка? Замахнулись на плазменную резку. Уткнулись в саму «плазму». Наука ещё не «догнала» это направление физики. Работаем. И лазеры. С той же проблемой по фундаментальной науке. Тоже работаем. Электроника. Бесконечное поле деятельности. Пахать не перепахать. Не менее важное направление – консервирование, пастеризация, упаковка. Переработка и хранение продуктов стратегическое направление. Консервы сделали возможными многомиллионные армии. Сохранить еду, не дать ей пропасть – в момент, когда вся страна голодает – разве не важно? А пластики? Как пластик изменит страну? Те же консервы возьми. Простая запайка в плёнку уже позволяет серьёзно повысить срок хранения продуктов.