– Коль, оставь лирику.

– И я о том! Представь, идём по твоему следу, а ты как заяц, с дивизии в дивизию, с армии в армию, с фронта на фронт. И мы ещё не уверены, что даже имя джедая Оби Вана Кеноби гарантия. Чего только на Руси нет! Любая случайность возможна! Любое невероятное совпадение. Сколько мы проверили Прониных, Сароновых, Суроновых, Фёдоров Сумкиных! Был даже Лука Сковородка. Но с танком ты угадал! Как услышал, сразу понял – ты!

– Опять этот танк!

Ржём.

– Сейчас смешно. А когда нашли, где именно ты сражаешься, пока добрались до места, в штабе дивизии слышим: «Боец Кенобев! Все мертвы. И я мёртв. Умерли, но не сдались! Хорони нас, крыса тыловая! Хорони ребят! Дай огня!» Каково мне было слышать? Послал осназ – нашли гору битого кирпича.

– А кто же меня вытащил? – удивился я. Ни секунды не верил, что Маугли. После эксперимента Пяткина с моим телом во мне даже в тощем, как велосипед, было сто кэгэ. При норме, при таком образе жизни и такой кормёжке – семьдесят – семьдесят пять должно быть во мне, но никак не центнер. Зато кости пулю держат. Спинной мозг бы ещё держал бы! И глаза!

– Некто Киркин. Из разведбата дивизии. Был в самоволке, вернулся, забрал своих разведчиков и увёл. За это на «губу». Случайно узнал эту историю. Как только узнал, что ты жив – тут. И как тебе удаётся так сыпать крылатыми фразочками? Все кругом используют, явно же твои, речевые обороты. К чему я? А, так я и узнал про самовольство разведчиков. Вот это твоё: «Хорони нас, крыса тыловая, дай огня!» – из уст в уста по всему фронту. С подробностями. Все говорили, что погиб. И только в одном месте услышал: «Киркин вытащил».

Раны мои регенерировались на глазах.

Кельш рассказывал о Киркине, а я вспомнил ротного.

– У тебя с собой наград нет?

Кельш подавился. Таким неожиданным был для него вопрос. После секундного раздумья Кельш сказал:

– Киркина и так наградим. Лично вручишь, коль желаешь.

– Есть ещё один чудо-человечек. Ротный. Маугли! – кричу я.

Меленький человечек проскальзывает в процедурную, с удивлением смотрит по сторонам, на стоящий, как в музее, матовый полный доспех рыцаря, потом на меня. Искал давешнего осназовца, что больно сдавливал плечо?

– Что, малыш? Пропал твой обидчик? Это был лишь костюм. Очень сообразительный, самостоятельный и даже самовольный, но костюм. Мой костюм. Он теперь всегда будет со мной. Без него я не смогу ходить и ничего не увижу. Теперь я всего лишь начинка доспехов. Как капитан Тул. Так что привыкай. Я что тебя звал-то? Ты парень молчаливый, но шустрый. Где лежит наш Рвотный Ротный – не знаешь?

Кивает, берёт меня за правую кисть, тянет.

– Не спеши, Мышонок, дай одеться, – смеюсь я.

А потом приказываю своему костюму:

– Бася! Место!

Костюм стал обволакивать меня.

– Коль, погоны не ввели случаем?

– Приказ готов уже давно. Ждали торжественного случая. Салют был в Москве в честь Сталинграда! Да, откуда ты знаешь? Сидишь тут… в жопе. А мы крутимся, как белки в колесе. Отпуск он себе устроил, козёл! – бурча себе под нос, Кельш вышел.

Я не понял.

– Бася, принимай форму… Кем я сейчас числюсь? Полковник? Вот, полковника егерей. Отбой медблоку. Препараты заканчиваются, а нам надо одного человечка починить. Веди, Маугли!

Идём с Маугли. Он держит меня за руку. Весь сияет счастьем – «его Дед» не только на ноги встал, но и оказался сказочным принцем – полковником егерей!

Очень странно идти без ног. Как во сне. Не идёшь, а плывёшь над полом. Вместо ног сейчас работают искусственные мускулы костюма. Экзоскелет. Бася говорит, что построит какой-то «мост», и мои собственные ноги заработают. Под его управлением.

Ротный лежит на животе. Страдает с закрытыми глазами. Одна нога короче другой, в кровавом марлевом кульке. Рука в окровавленном гипсе. Запеленован бинтами, как мумия. Но жив.

– Здравствуй, Рвотный Ротный!

Смотрит на меня, не понимает. Бася снимает маску шлема, ротный дёргается. Смотрю на него пустыми глазницами. То ещё зрелище, скажу я вам! Глазных яблок нет, векам не на чем «лежать» – провалились, повисли как шторы.

– Ты оказался опять прав, ротный. Это был твой последний бой как ротного «Шурочки». И опять прав, беру тебя в егеря. Позволь представиться – полковник егерей Кузьмин Виктор Иванович. Для своих – Медведь. Для тебя – Медведь.

– Кенобев? Медведь? – проскрипел ротный. Глаза его закатились, голова рухнула на подушку.

Ищу что-нибудь режущее, Маугли задирает гимнастёрку, начинает разбинтовываться.

– Ах, малыш! Какой же ты молодец! – треплю ему волосы. А он оказался блондином. Просто много месяцев немытые волосы были серо-земляными, цвета сталинградской грязи – смеси штукатурки, пыли, битого кирпича. Теперь светло-русые. Отмыли малыша.

Маугли нашёл и сохранил виброклинок. Только вибро теперь не включалось. Бася говорит – блок управления ножом повреждён. Не прошёл для него бесследно артобстрел. Материал ножа – выдержал, кристалл управления – треснул.

Разрезаю бинты. Залетают возбуждённые – капитан – мой врач, и полковник – начальник госпиталя. Увидев нож, знаки различия на искусно сымитированном воротнике, посмотрели в пустые глазницы – замерли. Ставлю медблок на рану. Рану ротного зашили, стоят катетеры. Выдёргиваю их. Ротный очнулся.

– Потерпи, Илюха! Теперь легче будет!

Медблок едва слышно гудит. Читаю данные анализа вслух – тут врачи, вдруг пригодится? Анализ закончен, определена степень возможного исправления. Вводятся препараты. От заразы, от гниения, для укрепления, противошоковые, общеукрепляющие. И последние – регенерирующие. Последние. Больше нет.

Всё одно глаза бы у меня не выросли. А остальное само заживёт. Пусть лучше будет два условно-годных бойца, чем один почти годный. Людей на планете миллиарды. А людей приходится вот так вот поштучно собирать. Как золотые крупицы – промывают из тонн пустого песка, так и людей приходится искать среди людей.

Медблок доложил, что больше бессилен что-либо сделать. Снимаю медблок, укрепляю обратно на себя, в предусмотренное конструкцией место.

– Надеюсь, понимаете степень гостайны, что вы сейчас видели? – обвожу присутствующих пустыми глазницами. Больные ёжатся, два военных медика – кивают, рассеянно – их взгляды не отрываясь смотрят на рану, где на глазах проходят многодневные процессы заживления.

– Илья! Ротный! Посмотри на меня! Как поправишься – найди меня! Обратись в НКВД – помогут найти. У меня для тебя есть работа. И служба. Как ты хотел – в егерях. Ты меня услышал?

– Дед, а я ведь сразу понял, что с тобой всё непросто, – усмехнулся ротный. На лбу его испарина. Нездоровый румянец. Сейчас у него температура прыгнула – организм подстёгивает ускорение метаболизма.