своем теле, и, опомнившись, пошел в ванную. Где смыл остатки спермы, так и не подумав почему-то, что она могла забеременеть. А возможно, он считал, что женщины должны сами об этом знать. Или думать.

Она не звонила уже третий день, и Август извелся в ожидании звонка. Звонила Леда, звонили другие. Наконец телефон зазвонил, и Август, взяв трубку, услышал:

— Это Галина.

— Что случилось?

— Я была занята, прошу прощения.

— Когда мы увидимся?

— Когда ты захочешь.

— Сегодня.

— Только я приеду сама, не надо меня встречать.

— А вы знаете, где находится…

— Я все помню и знаю, не волнуйся. Я буду в шесть часов вечера, это удобно?

— Это восхитительно.

Она рассмеялась и повесила трубку.

Август томился и мучался все это время: он не хотел и думать о том, что больше никогда не сожмет ее сдобного нежного тела.

В шесть вечера в дверь тихо постучали. Август предусмотрительно постелил простыню на диване в зале.

Галина вошла и сразу протянула ему громадную плитку шоколада.

— Это Августу.

— За что? — пошутил он, слегка покраснев.

— Просто так. За то, что ты мальчик, — мягко улыбнулась она.

Август помог ей снять ту же шубу, она была снова без сумки, и пригласил ее в зал. Он никогда не задумывался, почему они ни разу за все время не были в его кабинете. Кроме одной ночи.

Она мельком взглянула на белоснежную простыню и, ничего не сказав, села в кресло.

— Ты умеешь играть на пианино? — она уже называла его на «ты». Это был прогресс.

— Я окончил две музыкальные школы, но помню только «Очи черные» и «Цыганочку».

— Сыграй, пожалуйста.

Август сыграл. И стал рассматривать ее. Она была в облегающем шерстяном платье. Волосы тщательно уложены, с прядью, опять падающей на правый глаз. Он подошел к ней, чтобы обнять и не терять времени на прелюдии, но она проворно выскользнула из его рук, отскочила в другой угол комнаты и встала у телевизора.

Август слегка удивился: она вела себя так, как будто в прошлый раз между ними абсолютно ничего не было. Она не подпускала его к себе, ходя вокруг круглого, полированного, красивого стола, дразня и улыбаясь.

— Что случилось? — удивился неопытный Август.

— Ничего, я просто хочу поговорить.

— В прошлый раз вы сказали, что не хотите ни о чем говорить.

— А сейчас — хочу!

Уму непостижимы две тайны: женщина и смерть.

— Но я хочу вас поцеловать, я очень скучал.

— Потом, — выдохнула ласково она.

— Когда потом, у нас всего три часа времени!

— Это ужасно много, — улыбнулась Галина.

— Для чего? — спросил Флан.

— Для одного поцелуя!

Август медленно обходил вокруг стола, пытаясь схватить ее нежно за руку. Так продолжалось минут пятнадцать — игра в «ловитки». Назовем это «сексуальные салочки», есть и такие. Пока, наконец, хитрым маневром ему не удалось поймать ее за плечи. Август стал целовать ее шею, которая ему очень нравилась. Август всегда предпочитал и любил больше целовать шею, нежели губы. Он ожидал дальнейшего сопротивления, но она не вырывалась. Губы она по-прежнему целовать не давала, а если изредка, как будто украдкой, целовала Флана, то очень коротким, отрывистым поцелуем. Как только Август взялся за ее бедра, которые его сильно возбуждали, и попытался поднять юбку, в надежде коснуться обнаженной кожи, она приложила все силы, чтобы вырваться. И сказала:

— Я сама.

Он развел руки в недоумении, но послушно стал ждать.

— Ляг, — тихо проговорила она, это был не приказ и не просьба. — Я сейчас приду.

Он схватил ее за руку, не веря.

— Я обещаю, я сейчас приду.

И она, мягко высвободившись, вышла из зала.

Август медленно, в задумчивости, погасил свет, снял рубашку и джинсы и сел на диван. Он надеялся, что сегодня вечер будет вечером объятий, стонов и поцелуев. Но после ее вырываний и убеганий он не поверил своим глазам, когда она вернулась опять в комбинации. Сняв платье и чулки, она, однако, набросила на плечи какую-то из его рубашек, висевшую в ванной.

Пять минут у Августа ушло, чтобы уложить ее на лопатки на диван. Рубашку она ни за что снимать не хотела, как он ни бился. На вопрос «почему?» ответом было загадочное молчание. Она даже переставала дышать, но не отвечала ни на один его интимный вопрос.

Она пропустила его руку между своих голых под комбинацией бедер. Но как только он забрасывал ногу между ее колен, начинала сильно сжимать их, не давая раздвинуть.

После десятиминутного сопротивления и его поцелуев она неожиданно сдалась и дала ему лечь на себя, потом медленно, в раздумье, развела ноги. Но не широко, а едва-едва, ровно настолько, чтобы ему с трудом хватило пространства втиснуть свой торс между ее нежных сильных бедер.

Дальше все происходило точь-в-точь как в первый раз, один к одному: она лежала неподвижно, словно боясь пошевелиться. Он забрасывал ноги Галины вверх, переламывая их пополам, попадал в горячее влажное отверстие, начинал делать резкие движения, стараясь вонзиться до конца к о н ц а. Ее слегка полный зад, который она не желала приподнимать, мешал ему погрузиться на полную глубину — до упора, плюс нераздвигающиеся как следует бедра. Через три минуты подобных движений он, давя крик удовольствия, кончал, целуя и кусая ее шею. Она не издавала ни звука, а только лишь учащенно и глубоко дышала. Август даже не мог понять, что она чувствует, когда он на ней, в ней, с ней. Ответных телодвижений никогда не следовало, звуков — тоже. Хотя она, когда он вставлял уже, давала ему делать все, что он захочет.

Потом она шла мыться и возвращалась в той же ненавистной Августу