комбинации, которую он готов был разорвать на куски. Говорила, что ей пора уходить, но по его мановению ложилась рядом и через какое-то короткое время как бы нехотя опять отдавалась, уступая себя ему.

За час Август кончил три раза и только сейчас осмелился прошептать ей на ухо:

— Тебе понравилось? Ты… кончила?

В ответ, как всегда, были молчание и тишина. И лишь единственный раз Галина прижалась к его шее, поцеловав его дольше обычного.

Август так и не мог понять, нравится ли он ей, возбуждает ли это ее, нравится ли ей сам акт и нужен ли он ей вообще. Рано или поздно она всегда уступала ему, но тихо, беззвучно, без страсти и темперамента, лишь иногда неожиданно стиснутые плечи или учащенное дыхание наводило на мысль, что она что-то испытывает. Но почему так тайно, тихо, бесшумно?

У Августа никогда еще не было настоящей женщины, а тем более такой загадочной. Он ничего о ней не знал, совершенно ее не понимал, но с каждым свиданием хотел Галину все больше и больше. Уж очень сладкими были оргазмы внутри нее и то, что он ощущал потом.

В следующий раз, надевая шубу (когда она все же отдалась ему после «салочек» и прочего), дама достала из кармана большую плитку шоколада и, стесняясь, произнесла:

— Это тебе.

— За что? — полуулыбнулся Август.

— Ты очень, очень милый мальчик.

Это была ее единственная похвала и комплимент ему, и она мягко, застенчиво улыбнулась. Провожать себя, несмотря на поздний вечер, она категорически не позволила.

Теперь Галина приезжала к Августу через день. Потому что он требовал — и страшно обижался, если она не находила времени. Галина не хотела его обижать. И всегда уступала, как капризничающему малышу. Она мало говорила, ни о чем не спорила, всегда с тихим интересом слушала его и из-под пряди волос внимательно разглядывала Флана, словно пытаясь изучить что-то или запомнить в его лице.

Но едва он видел вздыхающую грудь, спелые женские губы, бедра, колени, светящиеся сквозь прозрачные чулки, как безумно хотел и желал ее. И ничего не мог с собой поделать. Ему не хватало ни терпения, ни выдержки просто так сидеть с ней и разговаривать, он даже не успевал предложить ей чай, будучи гостеприимным мальчиком. Ему хотелось сразу возлечь на нее и задушить в своих объятиях. Пусть тихую, молчаливую, но уступающую, сдающуюся, отдающуюся ему. Ему — и никому другому.

Все их свидания происходили одинаково: сначала начинались «сексуальные салочки» и он никак не мог затащить ее в постель. Потом она, устав сопротивляться, шла в ванную, успев выключить свет в зале. Возвращалась Галя довольно быстро, но всегда в комбинации и тонкой кофточке. Единственное, чего удалось добиться Августу, и то не сразу, а со временем, чтобы она снимала лифчик и он мог свободно целовать ее грудь. Его восхищала ее большая, мягкая и в то же время упругая грудь. Он целовал Марту не больше десяти раз, она уже чувствовала, что он перевозбужден, и теперь сама, мягко и нешироко раздвинув ноги, с готовностью пропускала его «августа» внутрь себя.

Только один раз с ее губ сорвался стон, когда ему показалось, что он пронзил ее до горла. Август всегда кончал в нее, она не возражала, она не говорила ни слова о беременности, она вообще ничего ему не говорила. Тихо шла в ванную, возвращалась и бесшумно опускалась рядом, зная, что он хочет ее еще. Едва она ложилась, он возбуждался даже без прикосновений к его телу, лишь ощущая соприкасание ее бедер через тонкую комбинацию.

За вечер она обычно отдавалась ему три-четыре раза. Август был юн, он готов был продолжать это еще и еще, пятый, шестой раз, но страх неожиданного прихода отца раньше времени останавливал.

В этот вечер, после нежных и особо откровенных актов, Галина вдруг разрешила Августу проводить ее до трамвая. Падал мягкий редкий снег. Она шла, взяв его под руку, чтобы не поскользнуться. Когда совершенно неожиданно он услышал до боли знакомый голос:

— Куда это ты бредешь, не глядя?

Они оба подняли голову, оторвавшись от разглядывания снежинок и льдинок под ногами. Перед ними стоял отец Августа, еще стройный, красивый, привлекательный мужчина средних лет, выше сына на голову.

— A-а… познакомься, папа…

— Галина, — мягко сказала его спутница.

— Очень приятно, а я отец Августа.

— Я о вас много слышала.

— Надеюсь, хорошее?

— Даже очень, моя подруга учится у вас на факультете.

— Я польщен. Уверен, что Август как джентльмен проводит вас до дома.

— Спасибо, — произнесла Галина. — Рада была познакомиться.

И они тронулись дальше. Еще б чуть-чуть — и отец застал бы их раздетыми, подумал Флан. Голыми! Впрочем, Галина никогда не была голой, на ней всегда была надета темная комбинация.

— Только до трамвая, — повторила она на остановке.

— Но почему? — никак не мог понять Август. (Город был темный и отрицательных элементов в нем было хоть пруд пруди.)

— Так будет лучше.

— Несмотря на приказ папы?

— Я думаю, это будет не первый раз, когда…

Уже услышав шум подходящего трамвая, Август достал единственный рубль, который отец оставлял ему на день, и протянул ей, чтобы она заплатила за трамвай.

Галина, вдруг покраснев заметно, резко оттолкнула его руку, вскочила в яркий вагон трамвая и, как показалось Августу, обиделась.

Целых три дня она не звонила. Больше процедуру предложения денег Август не повторял. Тогда женщинам деньги были не нужны от мужчин. Сегодняшним дамам только и нужно, что деньги. Все течет, все изменяется.

Приближался Новый год. Для Августа было два самых торжественных праздника — Новый год и день его рождения, который следовал сразу за Новым годом — пятого января.

— Где ты собираешься встречать новогоднюю ночь? — спросил его папа за поздним ужином. — Хочешь со мной у родственников?

— Нет, па, спасибо. Я буду с девушкой.

—