«Открытая местность, заросшая хрен знает чем», так описал Убер Михайловский сад.

Сейчас Комар мысленно с ним согласился. Когда-то Михайловский сад украшали высокие мощные деревья – Комар вспомнил фотографию из заброшенного дома. От деревьев остались пеньки, тут и там на земле лежали прогнившие изуродованные стволы. Возможно, деревья погибли от радиации. На смену им пришли невысокие растения, похожие на зеленые-синие-розовые фаллосы. Кажется, некая сила старательно уничтожала прежнюю растительность, чтобы превратить все здесь в сексуально озабоченный ландшафт.

Убер почесал затылок. Потом обошел заброшенный фонтан, нашел сухую длинную ветку. Взял наперевес, как боевой шест.

– Найдите себе по такой фигне. Будем играть в монахов Шаолиня.

В поисках подходящей палки Комар наткнулся на табличку. «По газонам не ходить», – прочитал он. Табличка на удивление хорошо сохранилась…

Тронулись. Убер шел впереди и не затыкался.

– Прошу обратить внимание, дамы и господа! Слева от вас находится Русский музей. Вы видите это здание за пять минут до того, как мы пройдем мимо, – и никогда больше его не увидим…

Компаньоны оставили Русский музей по левую руку и двинулись к Храму-на-Крови. До него было еще метров двести…

Идти стало труднее. Мягкие кочки. Трясины с коричневой, мутной водой, которые нужно обходить. Папоротники вокруг заросших серой ряской прудов. Странный цвет растительности – бледно-розовый, полупрозрачный. Словно побеги лежалой картошки.

– Это не Михайловский сад! – возмутился Убер, провалившись по колено. – Это, блин, Михайловское болото! Впрочем… – с помощью Комара, он выбрался на сухое место. – Когда-то здесь и правда было болото, его приказал осушить Петр Первый. Пруды вырыли… А теперь, похоже, болото вернулось и мстит.

Они шли, дыша размеренно и экономно, словно бегуны на дальние дистанции. Ветки держали наперевес, чтобы не провалиться в трясину. Слега, назвал такую палку Убер.

Скинхед остановился и почесал затылок свободной рукой.

– Забавно, – сказал Убер. – Это мне что-то напоминает. О, точно!

– И что?

– Картинку из учебника биологии за четвертый класс. Мезозойское болото. Нет, стоп. Что-то там про миасс… – Убер потер лоб между окуляров противогаза. – Нет, Миасс это город на Урале. Триас! Точно, точно. Смотри, Комар. Хвощи, папоротники. Только динозавров не хватает…

Скинхед осекся.

– Быстро, вниз! Пригнитесь! – Убер замахал руками. Все опустились на корточки, недоуменно оглядываясь. Герда с бьющимся сердцем ждала, что из этого выйдет.

– Комар, что видишь? – спросил скинхед. Владимирец огляделся.

– Ээ… Ничего.

– Вон там, слева. Над Русским музеем, – подсказал Убер.

Комар напряг зрение, прищурился. Точно!

– Хрень с крыльями. Летит сюда.

– Большая хрень? – поинтересовался Убер.

– Охренеть какая большая. Ложись!!

Тварь напоминала летающего крокодила, что они видели у Достоевской. Компаньоны повалились, кто куда, забились под редкие папоротники. Будем надеяться на лучшее, подумала Герда. Сердце часто билось. Тварь пронеслась над ними – так низко, что воздушной волной от взмаха крыльев компаньонов прижало к земле. Комар успел разглядеть длинный вытянутый клюв, уткнулся носом.

Резкий противный крик разлетелся над Михайловским садом, над Русским музеем, над Спасом-на-Крови…

Тварь улетела. И вскоре превратилась в точку – над Петропавловкой.

– Птеродонт, – сказал Убер, поднимаясь и отряхиваясь. – Видели, у него клюв и перья?

– Ага, – Комар содрогнулся. Попробуй тут не увидеть.

– Так у него еще и зубы в клюве, представь! Совсем эти мутанты охренели. Так, ставим галочку: динозавры в наличии. Теперь полный триас.

Потом они встали и пошли. Перед ними возвышался храм Спаса-на-Крови. Семиглавый, покрытый цветными изразцами, питерская версия храма Василия Блаженного – того, что в Москве на Красной площади.

Знаменитые фигурные решетки уцелели. Они были обвиты розово-зелеными лианами, словно виноградной лозой. Только плоды больше напоминали подгнившие осиные гнезда. Чугунные ворота Михайловского сада лежали на земле. Время ничего не щадит.

И никого.

Болото закончилось. Компаньоны вышли за ворота и оказались перед Спасом-на-Крови.

– Триасский период закончился, леди эн джентльмены! – объявил Убер. – Поздравляю! Теперь только одно сплошное православие…

– Убер!

– Да, моя прелесть?

Герда вздохнула.

– Ты никогда не устаешь? Вот честно?

– Я отравлен своим чувством юмора, – пожаловался Убер. – Я как скорпион, рассмешивший себя до смерти… тьфу, укусивший.

– Убер! Ты можешь хоть иногда быть серьезным?

– Могу, но это удовольствие не для слабонервных.

Станция Электросила, 25 ноября 2033 года

– Ты понимаешь, чем это закончится? – спросили из темноты. Артем прищурился, сделал два шага вперед, пытаясь рассмотреть говорящего. Впрочем, еще раньше он узнал голос.

Питон. Силач, бывший глава цирка, сидел у стены в углу. Коротко стриженная голова его была совершенно седой. Лицо измятое, пожеванное. Мешки под глазами. Серо-желтоватая кожа, словно у больного печенью.

Артем на мгновение почувствовал к нему жалость. Этот некогда чудовищно сильный человек… В нем что-то надломилось.

Артем выпрямился.

– Да. Меня поймают.

Силач засмеялся без тени веселья:

– Хуже. Тебя расстреляют. В общем, можешь считать, что я получил твое сообщение. Что ты хотел сказать?

Они встали напротив друг друга, словно старые враги. Или друзья.

– Ты и есть этот Пожиратель, – медленно сказал Артем. – Верно?

Питон медленно покачал головой.

– Не я.

– Покажи повязку.

Силач посмотрел на Артема в упор, кивнул и начал разматывать грязный бинт на запястье.

Размотал.

Под бинтами на предплечье – заросший мхом участок кожи. Зеленая метка размером с половину ладони. Неровное пятно.

Артем почувствовал дурноту. И эта хрень растет на живом теле?!

– Ты не пытался…

– Пытался, конечно. И не раз. Срезал кожу, жег кислотой, огнем. Она снова вырастает.

Пауза.

– Некоторые здесь только притворяются людьми, – сказал Питон. – На самом деле это очень большой вопрос – кто в метро вообще человек.