Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все хорошо. — Прочищаю горло. — Мне даже понравилось.
— А вот это интересно. — Брайан переворачивает кепку козырьком назад. — Эй. Ты чего такой серьезный?
— Что? — Переспрашиваю задумчиво.
Языки костра, крики, музыка сливаются в большое шумное пятно звука и света.
— Ничего. — Ржет он и хлопает меня по плечу. — Похоже, тебе нужно немного прийти в себя. Посидишь с нами?
Поднимаю глаза и снова встречаюсь взглядом с Флоренс.
— Нет, спасибо. — Сглатываю. — Мы еще прогуляемся.
— О’кей, братишка. — Еще один толчок от пьяного дылды. — Так, когда ты возвращаешься?
Они все ждут, что я вернусь в команду.
— Ох, — вздыхаю. — Посмотрим.
— Ну, ясно, давай, счастливо тебе! — Бросает он и удаляется.
Никогда наши разговоры не были такими короткими, как этот, но меня, честно признаться, все устраивает. Разворачиваюсь и догоняю сестру со Степой.
Прежде, чем остановиться, мы гуляем еще с полчаса. Рассказываем друг другу о своих приключениях и громко смеемся. Брата Зои почему-то очень забавят истории об охоте, и он неустанно хвалит мою стойкость. А мне не совсем это понятно, потому что было скорее весело, чем трудно.
Наконец, мы бросаем вещи и садимся прямо на песок. Я открываю бутылку пива и делаю несколько жадных глотков. Но долгожданное расслабление, которого я так ждал, не наступает ни через пятнадцать минут, ни даже через полчаса.
Сестра со своим парнем ложатся прямо на спины, смотрят на небо и болтают, перекидываясь шутками и забавными подколками. На английском, на русском. Они сияют в свете луны ярче любых звезд.
Встаю, подхожу к кромке воды, куда налетают и разбиваются большие пенные волны. Меня лупит ветер, соленые брызги по лицу хлещут. Нехорошо. Задыхаюсь. А шум океана по мозгам грохочет. Качаюсь, как тростинка на ветру. А над головой глаза Зои светятся в ночном небе.
«Как там она?»
Ноги дрожат, руки не слушаются.
Всё не такое. Меня душит раздирающая тоска. Всё не то. Без неё песок холоднее, воздух не такой свежий, ночь не такая яркая. Без неё для меня океан высох. Его больше нет. Всё потеряло свой смысл.
Кто-то осторожно касается моей руки. Я вздрагиваю, и сердце, как побитый пёс, прячется куда-то глубоко под ребра. Пусть это будет она… Она…
Но это всего лишь сестра. На фоне полыхающих костров ее изображение размывается и кажется почти нереальным. Не сразу понимаю, что это мои слезы всему виной, но когда осознаю, уже поздно — Челси прижимается к моему предплечью лбом и с силой стискивает пальцами руку.
— Однажды я на спор начала изучать русский язык. — Говорит и тяжело вздыхает. — Получалось не очень, но мне жутко хотелось себя преодолеть. Уметь что-то, чего не могут другие, удивлять. Со временем интерес рос, как и желание открывать для себя новые горизонты, и я записалась в программу. Мне дали адрес и номер русской девочки, которая должна была стать моей подругой по переписке и обмену.
Я медленно поворачиваюсь к сестре. Ее губы подрагивают, на них расползается улыбка.
— Думала, будет прикольно, если мы с ней пообщаемся, и получится съездить в гости. А потом я случайно увидела ее брата и… влюбилась. — Челси качает головой, вспоминая. — В тот день я позвонила Зое, но планшет оказался на кухне, и мне ответил Степа. Тогда мне не было известно его имя. Парень просто ответил на звонок, но его английский был настолько ужасен, а мой русский кошмарен, что мы почти не понимали друг друга.
Я оборачиваюсь. Степа все еще лежит на песке, заложив руки за голову. Кажется, он пересчитывает звезды. Или просто дает нам возможность поговорить.
Сестра продолжает:
— В общем, он забрал планшет, вылез на крышу, и мы проговорили несколько часов. Почти жестами. На странной смеси двух языков и фраз из фильмов. Степа показывал мне звезды и спящий город, а я, как завороженная, смотрела на него самого. — Она глубоко вдыхает и выдыхает. — Ничего не значащий разговор, о котором никто даже не узнал. Всего пара часов наедине с незнакомцем. Но я жила этим воспоминанием целый год, понимаешь? Я собиралась в Россию с одной главной целью — увидеть его. И даже не знала, что он сам едет сюда. Но обстоятельства… они сложились так, как сложились.
Челси отпускает мою руку, обходит меня, встает напротив и смотрит прямо в глаза:
— Люди, предназначенные друг другу, все равно встретятся. Океаны, границы, визы, законы, предубеждения — все это ничто перед движущей силой любви. — Она бросает взгляд на своего парня, и в ее глазах плещется тихая нежность. — Мы встретились. И бросать свою страну не было его мечтой. Но он здесь. Преодолевает все трудности как настоящий мужчина. Чтобы быть рядом со своей женщиной. — Сестра гладит меня по груди и задерживает ладонь на сердце. — Сила духа — это не национальность. Это вот здесь. Слышишь, как бьется?
От ее руки становится очень тепло и легко.
— Where there’s a will, there’s way. — Добавляет она с улыбкой, которая вселяет в меня надежду и дает разом ответы на все вопросы.
«Было бы желание, а возможность найдется» — повторяю я про себя несколько раз прежде, чем расцеловать ее и крепко обнять.
Зоя
Дом пуст без него. Мое сердце тоже. И я сама пуста.
Как зомби, на негнущихся ногах спускаюсь к завтраку.
— Доброе утро, зайка! — Весело приветствует мама.
И не подозревает, что мне эти слова, что ножом по сердцу. Потому что Он так меня называл. Или называет. Уже не понимаю. Всего сутки без него, но всё потеряло смысл.
— Привет, мам. — Отзываюсь.
И обрушиваюсь на стул, как мешок с картошкой.
— Привет, боец. — Папа чмокает меня в макушку и садится за стол.
Чай. Свежие оладьи со сметаной. Варенье. Мёд.
А мне кусок в горло не лезет.
Перед глазами Его завтраки: сэндвичи, яичница с беконом, тосты, панкейки, вафли, хлопья. Его шутки. Его поцелуи.
— Как настроение? — Наигранно весело спрашивает мама.
— Люд… — ворчит отец, понимая, что все это приводит меня в еще большее уныние.
— Миш, — голос мамы звучит надрывно, — у меня сын в Америке остался, и дочь собирается уехать! Не беси меня лучше!
— Не видишь, плохо ребенку?
— Вижу. Вот и пытаюсь поднять ей настроение. — Она бросает полотенце на спинку стула и садится.
— Не ругайтесь. — Говорю тихо, не поднимая глаз от тарелки. — Все хорошо, я в порядке. Правда.
— Да где уж в порядке? — Кружка в руках мамы дрожит, звонко ударяясь о блюдце. — Я сама по нему уже скучаю. Представляю, что с тобой творится!
— Люд, — просит папа, касаясь ее руки.