Талейников слушал старого ученого, стараясь найти противоречия или логические несоответствия в его рассказе. Он подошел к столу и налил себе еще чаю.

- Если только он не потребовал, чтобы его имя нигде не упоминалось, то есть сам пожелал остаться анонимным участником белого движения... - заметил Василий. - Его капиталы могли быть тайно переведены в другую страну, например, в Рим, Геную. Тогда, конечно, никакой связи с белым движением здесь нет...

Миковский подался вперед, оживившись.

- Вы же сказали, что Матарезе обеспечивают найм на убийства определенных людей. То есть, другими словами, белое движение могло быть и ни при чем. Ибо уничтожать надлежало тех, чья смерть воспринималась бы в контексте мести самого Гильома де Матарезе, да? Тогда Ворошин с его личной местью ни при чем. Наоборот, он не прошел бы мимо возможности пристроить свои капиталы вместо того, чтобы отдать их на благо какой-нибудь политической организации. Он был прагматик.

Василий замер, потрясенный. Его осенила догадка.

- Вы только что сказали, что он был очень практичным человеком, не так ли? И не стал бы финансировать кого-то, кто не вкладывал бы деньги в дело, в оборот? Значит, он обязательно нашел бы способ связаться с теми, за кем будущее, нашел бы, во что вложить богатство, чтобы обратить это все в прибыль?

- Не исключено, - согласился Миковский. - Я шел по неверному пути, предположив, что он удрал после революции. Я искал в другой плоскости, пытаясь увязать деятельность Ворошина с белым делом. Но ведь он мог покинуть Россию еще до революции, спасаясь от царского гнева, а не от наказания большевиков. Возможно, он переменил имя... Хотя все же имя его было в списках подлежавших расстрелу.

- Но ведь вы сами не очень уверены, что встречали его фамилию позже, то есть среди тех, над кем приговор был приведен в исполнение. Значит, хотели расстрелять, поскольку из дворян, но не обнаружили его. Может, в таком случае он был уже далеко за пределами России? А теперь вернемся в наше время. Зачем, по-вашему, я здесь?

- Архивы периода революции? - догадался Миковский.

Талейников кивнул:

- Я должен их просмотреть.

- Легко пожелать, да сложно осуществить. На запрос о вторжении в архивы требуется разрешение Москвы.

- Помните, вы когда-то рассказывали мне, что в архивах времен революции и гражданской войны полно самых разных сведений и материалов? Чуть ли не репортажей с места событий. Что ученые предложили свидетелям фиксировать все происходящее, даже обыденные мелочи, так как понимали уникальность исторического момента... Так вот, я должен видеть эти архивы, эти записи из глубины времен. Какова процедура получения разрешения?

- Это делается через министерство культуры в Москве. Они дают разрешение, и из ленинградского отделения министерства присылают человека с ключом от нижних комнат, то есть от подвальных хранилищ. Здесь в библиотеке у нас ключа нет.

Василий помолчал.

- А этот человек с ключом, он что, тоже архивариус?

- Нет. Он просто человек с ключом.

- И как часто делаются запросы и даются такие разрешения?

Миковский нахмурился.

- Не очень. Раз, ну, может, два в месяц.

- Когда был последний случай?

- Где-то три недели назад. Историк из Жданова проводил какие-то доследования.

- А где он работал с бумагами? Где читал?

- Для этого есть специальная комната. Из нее ничего нельзя выносить...

Талейников поднял руку, прерывая учителя:

- Кое-что вынесли! Случайно, но вынесли. А потом вернули это вам, чтобы ни у кого не было никаких неприятностей. И теперь эти бумаги нужно срочно положить на место. Поэтому ваш звонок в ленинградское отделение будет более чем уместен.

* * *

Человек появился спустя двадцать одну минуту, его лицо пылало от холодного ветра.

- Ночной дежурный сказал мне, что это очень срочное и важное дело, - сказал он, открывая портфель и доставая ключ.

- К тому же весьма неординарное. Это почти криминал. У нас всегда был порядок в этих делах, - проговорил Миковский, вставая из-за стола. - Но раз вы здесь, мы имеем возможность уладить этот инцидент без лишнего шума. - Старик достал из стола большой конверт. - Мы, наверное, уже можем идти вниз?

- Это как раз тот материал? - спросил посыльный.

- Да, - спокойно ответил Миковский, ничего не подозревая.

- Какой материал? - Талейников почти кричал. Человек выдал себя. Однако он мгновенно понял это, швырнул ключ в портфель, и его рука потянулась к поясу. Василий среагировал быстрее: он рванулся вперед, схватил "посыльного" за руку, выворачивая ее вверх и назад. Человек лег на пол, повинуясь приказу.

- Лежать! Ты ляпнул кое-что лишнее! - прокричал Василий. - Никакой дежурный не будет сообщать простому посыльному содержание обычного дела! Перро ностро чиркуло! На сей раз обойдемся без всяких ампул! И без оружия. Наконец-то я поймал тебя, солдат! Во имя своего корсиканского бога ты скажешь мне все, что я хочу знать!

Человек что-то пробормотал по-немецки, его губы растянулись, языком он проделал какую-то манипуляцию во рту. Ампула, находившаяся где-то в полости рта, треснула - последний вздох, резкие судороги... и все было кончено.

- Позвоните в министерство! - сказал Василий потрясенному ученому. - Скажите дежурному, что разложить все бумаги на места будет сложным занятием и потребуется несколько часов на восстановление порядка.

- Я не понимаю... Ничего!

- Дело в том, что они прослушивают телефон отделения министерства культуры. Этот человек перехватил настоящего посыльного с ключом. Он просто бросил бы этот ключ здесь, но сначала убил бы нас обоих. - Василий расстегнул пальто на трупе и, подняв рубашку, заголил грудь покончившего с собой. Голубая зубчатая окружность была четко видна на его груди. Опять оно, это кольцо! Принадлежность к кругу Матарезе!

* * *

Старый ученый достал с верхней полки металлического стеллажа две папки и протянул их Талейникову. Объемистые семнадцатый и восемнадцатый тома предстояло просмотреть на предмет упоминания фамилии Ворошина. Управиться надо было как можно скорее.

- Задача намного упростилась бы, если бы это были московские архивы, - заметил Миковский. - Там есть общее описание, тематическое индексирование плюс указатель к каждой папке.

Спустя минут двенадцать он уверенно произнес:

- Это здесь.

- Что?

- Все криминальные моменты из жизни князя Ворошина.

- О его расстреле?

- Не совсем. О его жизни, о жизни его предков, точнее отца и деда, и перечень преступлений, а также последствий их деятельности.