— А он может пойти вразнос? Может быть опасен? — уточняет Мехмет.

— Только для себя. После того как он увидит то, что скрыто внизу, он планирует выжечь себе глаза пузырьком с кислотой, который постоянно таскает с собой. Он уверен, что это Семь букв, тайное имя Всевышнего.

— А это оно? — спрашивает Ахмет.

— Что?

— То, что там внизу?

— Ну, он так считает. Мне нужно, чтобы вы увели его до того, как он успеет причинить вред себе или кому-то еще.

— Если он настолько безумен, то может сделать это дома.

— Что он сделает дома, это его личное дело. Я просто не хочу, чтобы при мне в глаза капали кислоту.

— Кислоту, — повторяет Мехмет.

— Гадость, — морщится Ахмет. — Ладно, давай уже спускать тебя.

Когда они закрепляют на ней веревку, Айше жалеет, что утром надела платье. Оно задерется до самых бедер, и ее туфли тоже не слишком подходят для исследования подземелий. Жилет неудобно сморщился, а каска и вовсе кажется оскорблением. Молчаливые помощники Ахмета устанавливают треножник над открытым люком и крепят трос к лебедке, закрепленной в кузове белого фургона.

— Ты будешь малость раскачиваться, когда мы станем тянуть вверх, пришлось закрепить, — говорит Мехмет. Тут появляется Бурак Озекмекчиб, он идет прогулочным шагом, засунув руки в карманы, и кивает Ахмету и Мехмету.

— Вижу, ты в полной боеготовности, цветочек, — говорит он, натягивая жилет.

— Секретность этого проекта на высоте, — хмыкает Айше, стоя на краю метровой дыры.

— Ох, госпожа Эркоч, что бы ты ни нашла на дне этой огроменной черной дыры, я хочу это увидеть, я хочу увидеть, как ты найдешь легенду, розочка моя.

Мехмет дергает за рукоятку. Айше поднимается и качается над дырой. Даже сейчас, когда солнце взошло высоко над куполами медресе, в этой темноте ничего не видно. Ахмет держит Айше и включает закрепленный на каске фонарь. Теперь она в состоянии полного покоя. Она сделает то, что нужно. Все предрешено. Лебедка заработала.

Начинает действовать сила Кориолиса,[121]и Айше, вращаясь вокруг своей оси, медленно опускается в темноту. Фонарик освещает огромное количество колонн. Ее опускают в большую подземную цистерну. Кинув вчера кольцо, Айше определенно слышала всплеск, но для верности она направляет вниз луч фонарика. Никаких следов воды, лишь каменный пол, идущий чуть под углом, с туннелем в полметра глубиной — это коллектор, который протянут с юга на север. Свет падает на ее кольцо, и оно поблескивает. Отлично. Бирюзу Тюльпановой эпохи трудно найти. Пыль танцует в луче света. Айше поднимает голову. Глаза ее привыкли к темноте, а потому открытый люк кажется ослепительно-белым кругом. Это лица? Рассеянный свет просачивается через ажурные крышки других люков, образуя каллиграфию в обратном порядке. Два метра до пола, один метр. Каблуки скребут о камень. Айше поднимает кольцо и надевает обратно на палец. Готова. Она отцепляет веревку и включает цептеп. Сигнал ловится, но еле-еле.

— Я внизу, остановите лебедку, — говорит она. — Я на глубине около десяти метров в огромной, метров двадцать на двадцать, цистерне, не похожей на римскую. Я бы сказала, что она одного возраста с мечетью. Понятия не имею, зачем она нужна… тут еще дренажная канава прямо в полу, может быть, предполагалось, что отсюда вода будет поступать в шадирван.[122]Колонны через каждые четыре метра. Я осматриваюсь, но нет и следов… Ох…

— Айше, ты в порядке? — кричит Бурак в телефон Мехмета. — Все нормально?

— Да, да. О да! Тут гроб. Определенно не мусульманский, а куда более древний. Может быть, ликийский… да, определенно ликийский. Я иду к нему. Подождите. Тут что-то на крышке.

Айше ощупывает крышку массивного каменного саркофага, направляя на него луч фонарика, чувствуя под пальцами сатиров и фавнов, вакхов и наяд, тени древних воинов и всадников, обнаженных атлетов, метателей дисков. Крышку охраняют с четырех углов львы и чувственное лицо богини в огненном ореоле. Ее губы запечатаны свинцом. Сам по себе этот гроб уже сокровище. Но сверху на нем есть еще один объект из другой эпохи, другой цивилизации и другой веры. Это каменная плита, которую выковыряли из пола и установили в центре гроба. Айше направляет на нее луч фонарика, который освещает пыльную барельефную тень куфической буквы. Фа.

Айше на пару минут садится на краешек дренажной канавы. Она устала и тяжело дышит, словно бы пробежала кросс. Восторг, страх, суеверный ужас, ликование, возбуждение, прилив энергии, ощущение великого научного открытия наплывали, словно волны, сталкиваясь друг с другом. Айше звонит наверх Бураку:

— Я нашла его, спускайтесь.

Теперь за дело берутся Ахмет и Мехмет. Они спускают в люк раздвижные лестницы и делают это быстро. Затем опускают кабели, лампы, электроинструменты, веревки и тросы. Ахмет подключает прожекторы, и цистерну заливает чистый свет XXI века в сумерках XVI века.

— Что у нас тут?

Айше смотрит на Мехмета:

— Хаджи Ферхат. Медовый кадавр из Искендеруна.

— Дамочка, наш гонорар только что вырос.

Ахмет садится на корточки и изучает саркофаг.

— Интересно, как они его сюда опустили, — говорит он.

— Интересно, как мы его поднимем, — говорит Мехмет.

— Мне все равно, — отвечает Айше. — Моя задача была найти Медового кадавра из Искендеруна. Я это сделала. А как его поднять — это уже проблема клиента. — Она набирает номер. Довольно долго никто не отвечает. — Акгюн? Это Айше Эркоч. Я наша ваш артефакт. Высылаю GPS-локацию, минус пятнадцать метров. Оплату приму наличкой или банковским переводом.

Кто-то спускается по лестнице. Это Барчин Яйла.

— Нашли?

Айше устало кивает в сторону каменной плиты у ее ног. Яйла бежит, поднимая клубы пыли, падает на колени и стукается лбом в благоговении. Айше смотрит на Мехмета. Эти здоровяки быстро двигаются для их размеров. Мехмет совершает борцовский захват, пока Ахмет ловко обыскивает карманы Барчина.

— Прости, братан. — Ахмет забирает пипетку, но Яйла борется, делает подножку, и Ахмет, потеряв равновесие, роняет стеклянный пузырек с кислотой. Айше давит его каблуком. Известняк шипит и пенится, вытравленный кислотой. Барчин Яйла скулит. Мехмет отпускает его.

— Барчин, я не могла позволить тебе это сделать.

Барчин садится, цепляясь за плиту с «Фа», как ребенок. Кислота нейтрализована.

— Я не собирался его использовать, как вы не понимаете? Найти букву — это лишь часть, а не целое. Целое — это увидеть узор. У меня есть только буквы. Это лишь начало работы. Вот крошечный камень с буквой размером с мою ладонью, а над нами — огромная мечеть, являющаяся небольшим фрагментом других букв размером с целый город. Малюсенькая буква и огромные буквы. Как мне их соотнести? Как одновременно охватить взглядом бесконечно малое и непостижимо большое? Но это — замысел Синана. Вот она, настоящая работа. Аллах велик!