– Яссы впереди, воевода! У берега степной речки расположились, коней поят!

Воспрянул духом Издеба, мигом оценил обстановку.

– Олежскому полку рысью идти через реку и перегородить брод! – отдавал он короткие и чёткие приказы. – Руриков полк останется здесь, охраняя тылы. Берестянский полк – одесную, Северский – ошую, гонцы – немедля к князю! Дождались мы, слава Перуну, чести своей! За мной, вперёд, рушь!

И, махнув мечом, полетел Издеба на врагов. Затряслась земля под копытами, поднялась пыль. Заметались яссы, хотели перескочить речку – да поздно! С той стороны им навстречу вышли олежцы. И сошлись славяне с кочевниками, так что земля из-под конских копыт полетела, кусты ломались, а трава выдиралась из степной персти с корнями. И скоро оказались бедовые яссы в Перуновом коло. Тут и Святослав борзо подоспел, поравнялся с Издебой.

– Прости, друже! – крикнул он, махая мечом. – Погорячился я ныне!

Издеба и глазом не моргнул, лишь, привстав на стременах, крикнул:

– Святославу хороброму…

– Слава! – отвечали, врубаясь во вражеские ряды, полки.

Скоро в жёлтом прахе, поднявшемся до Сварги, стало не видно ни врага, ни друга. Всадники пролетали как дивы, как бестелесные тени, и сшибались мечами, высекая искры. Но ничто не могло устоять супротив дерзостной яри славян, закаливших свои клинки в недавних схватках с хазарами.

И были яссы разбиты.

Подошёл Обозный полк, забрал оружие, раненых. А среди пленённых опять оказались два греческих стратигоса. Низко кланяясь Святославу, они спешили уверить, что яссы звали их к себе для советов, а сами они никакого зла к Руси и князю Киевскому не имеют.

– Мы воины, подчиняемся приказу начальников.

– Знаю, знаю! – ухмыльнулся Святослав. – Видно, уж очень вы меня любите, что встречаю вас повсюду: в Саркеле, Итиле, с яссами, койсогами, печенегами. И в гридницу киевскую лезете. Уведите пока орлов византийских, а ко мне Тайного тиуна кликните, – приказал князь охоронцам.

– А ну-ка, порасскажи мне, брат Ворон, что за «любовь» у стратигосов византийских ко мне в последнее время…

– Чего византийцы хотят, княже, ты и сам не хуже меня разумеешь, – отвечал Тайный тиун. – Греки с Хазарией в добрых отношениях издавна, прибылью на торговых путях в Асию и те и другие лакомились, а Русь к тому пирогу допускать, знамо дело, не хотели. А теперь, когда ты разбил Каганат и путь через Белую Вежу и Переволок перенял, опасается новый царь, как бы ты за его Визанщину не взялся или за те земли, что они своими считают, – Таврику, Болгарию и другие Византийские подбрюшья.

Князь задумался над словами главного изведывателя.

– Это догадки твои или… – уточнил Святослав.

– Я догадок высказывать не люблю, коли они сведениями достоверными не подкреплены. Сведения те от надёжных людей из Корсуни, Итиля, да и в самой Византии получены, – говорил Ворон, глядя на собеседника своим птичьим немигающим взглядом.

– Хм, – нахмурился ещё более князь, – то-то я чую, будто кто по пятам моим ходит, иногда кажется – ещё немного, и схвачу за горло, а он раз – и ускользнул!

– Давай, княже, мы сих стратигосов допытаем сперва, есть у меня мысли, да только их проверить надо.

– Добро! И передай им слово моё княжеское: коль расскажут всё как есть, то волю им дам, пусть отправляются в Царьград и поведают там, что земля Русская теперь до Волги раскинулась! Коли ж не захотят правду изречь, тут уж их казнить придётся, пусть сами выбирают. Как только что прознаешь, сразу ко мне, – распорядился Святослав.

К вечеру начальник Тайной стражи вновь предстал перед князем.

– Заговорили наши орлы визанские, покочевряжились малость, да потом заговорили, – доложил Ворон. – Есть у них такой старший стратигос Каридис, лис ещё тот! В Саркеле был вместе с тем стратигосом, которого ты, княже, казнил, а этот перед самым нашим приходом ускользнул. В бою с Каганом тоже был и опять сухим из воды вышел. Сейчас допытали койсогов пленных да яссов, и тут его след, – с их князьями похожий стратигос встречался и, дав им золота, пообещал вдесятеро больше, коли они против Руси выступят. Каридис приказал сим стратигосам в случае чего уходить в Фанагорию или Тьмуторокань. Туда, по его просьбе, должны подойти византийские корабли с воями и оружием. Ещё, княже, те хазарские князья, что уцелели в войне, опять роиться начинают. Пока ничего супротив нас не предпринимают, но кто знает, что им завтра греки посулят…

– Выходит, не будет мира на полудне, пока эти змеиные гнёзда не сковырнём, – размышлял вслух Святослав. – Теперь византийское оружие и деньги, воины и стратигосы – всё это через Фанагорию и Тьмуторокань к яссам, койсогам, бжедухам, булгарам волжским и прочим народам потечёт. Ох уж эта «любовь» византийская, вконец одолела! Что ж, знать, приспел час показать им любовь ответную! – решительно выдохнул князь и велел кликнуть темников. Дождавшись, когда соберутся, поведал им события последних дней и заключил: – Раз уж мы тут снова оказались, дабы в спину удара не ждать, велю оставшихся ясских князей, что слово данное порушили, разбить. Князей, уцелевших в хазарских климатах, тоже приструнить надобно. А потом примемся за византийские полисы. Так что, братья-темники, домой нам возвращаться ещё время не приспело!

И гулял князь Киевский ещё к хазарам и остаткам яссов, бил их воевод. И подлегли те народы Святославу до самой земли Иронейской, принесли ему клятву на мечах больше мира не нарушать.

Прохаживаясь в тени деревьев у реки, Святослав принимал гонцов и темников. Отпустив Издебу, который доложил о порядке в дружине, князь встретил начальника Тайной стражи. Тот пришёл с помощником, молодым смышлёным варягом.

– Что скажете? – обратился к ним Святослав.

– Изловили мы тех хазар, что мутили бжедухов, – отвечал Тайный тиун. – Бжедухи не хотели их выдавать, считая за путников, искавших убежища, а поскольку с ними у нас мир, то негоже было из-за нескольких лазутчиков тот мир с бжедухами рушить, ведь по обычаям древним хозяин обязан гостя защищать. Потому я послал Варяжка, – тиун кивнул на молодого, – тайно следить за ними. И когда хазары от бжедухов направились в византийскую Фанагорию, Варяжко схватил их и привёз в стан.

– Что рекут? – спросил князь.

– Признались, что к византийцам шли, но твердят, что, мол, против тебя, княже, никогда худого не мыслили. Что прикажешь с ними делать?

– У лазутчиков лисий язык, не имею я к ним веры. Таким лепше быть мёртвыми. Что ещё? – спросил Святослав.

– Реки ответ князю, – кивнул тиун молодому варягу.

Тот достал бычью кожу и стал читать по ней.

– В земле Иронейской, княже, замечены греческие стратигосы, что обучают иронейцев военному делу.

Святослав нахмурился.

– Вызови иронейских послов, – велел он Тайному тиуну, – и скажи им от моего имени, что кияне не хотят видеть в иронейцах врагов. А ежели они будут византийцев чтить и брать на службу их стратигосов, то пусть потом не жалуются. Напомни им о клятве верности, данной на мече, и о том, что наши праотцы с иронейцами издавна вместе и супротив готов, и супротив хазар сражались! Продолжай! – кивнул он варягу.