— Всесильны? — рассмеялась Хисса. — Всесилия не бывает. Нас провели. Сделать это можно было, только как-то подправив тот рисунок, что мы вычертили на плите, накрывающей храм. Но там ничего не было подправлено. Значит, подправлено было где-то в другом месте. И в тот миг, когда Сиват пронзил тело Ишхамай ножом, два рисунка соединились. Может быть, следует найти второй рисунок?

— Ишхамай ожила? — спросил Кай.

— Нет, — мотнула головой Хисса и заговорила быстро и сбивчиво: — Поздно, у меня нет больше сил. Я сделаю то, что ты ждешь от меня. Но ты должен взять мою дочь. Спрячь ее где-нибудь. Пагуба должна закончиться. Ты сделаешь свое дело, и она закончится. Не знаю, добьется ли Эшар того, что хочет, но Пагубу она прекратить с твоей помощью в состоянии. Хотя просто не будет. Ты спрячешь мою дочь, а через год или два она будет знать, куда ей отправиться, чтобы найти свое место под этим небом.

— Да, — твердо сказала, не сводя глаз с Кая, девочка. — Я уже знаю.

— Только выберись. У тебя есть еще несколько минут, — продолжала частить Хисса. — Я не готова думать, что победит в тебе потом — свет или мрак, но теперь найди в себе немного доблести, чтобы спасти мою дочь. Поверь мне, это важно. Очень важно.

— Да, конечно, — поднялся Кай.

— Там рядом с домом двое черных, слуги Тамаша, — прошептала Хисса. — В этот раз они пришли не за тобой и не за мной. Им нужно то, что не принадлежит тебе. Они отнесут это хозяину. Они очень сильны, но безмозглы. Это тени Тамаша. Таких у него около десятка. Убивая их, можно нанести ему урон, но незначительный. Но не сражайся. Отдай то, что им надо, и они уйдут. Не рискуй собой. Ты и так полон безрассудства. И еще там же женщина. Она хочет убить Арму. Она сама уже почти мертва, но хочет убить Арму. Ей приказано убить Арму. И тот, что наверху, следит за этим. Он должен еще убить твою девчонку, но ее он не видит. Пока не видит.

— Сделай так, чтобы он и меня не видел, — попросила Арма.

— Убей эту женщину и иди, я продержусь еще несколько минут, — прошептала Хисса. — Спаси мою дочь.

— А после?

Кай обернулся уже у выхода, посмотрел на Хиссу, которая обнимала закутанную в теплое Арму, покрывала ее лицо поцелуями, и почти прокричал:

— Что будет после? Что станет с Зеной?

— С Зеной… — Она вздохнула. — Десять тысяч обезумевших людоедов с луками и копьями против двадцати тысяч испуганных горожан, половина из которых дети и старики? Догадайся сам.

— Берег высокий, — скорчил гримасу Кай. — Высокий и обрывистый. Подъем только у твоего дома. Десять тысяч обезумевших людоедов-некуманза против двадцати тысяч испуганных горожан, против мужчин и женщин, за спиной которых их дети и их старики. В каждом доме есть вилы, косы, а то и копья и луки. Есть огонь, вар, смола, есть камни! Похлебка, сваренная в печи! Нет только смелости. Ты понимаешь меня? Ты удерживаешь город от паники, я вижу, но, может быть, вольешь в него немного смелости и отчаяния? Нужно чуть-чуть, просто ввязаться в драку, а потом уже все пойдет само собой.

— Мне не хватит сил, — прошептала Хисса. — Хотя, — она посмотрела на глинку, — хотя…

Когда Кай открыл дверь, у вдруг заблестевшего, облитого маслом воза стояла уже Васа. В руке у нее пылал факел.

— Я жива, — раздался из укрытия под вязанками сдавленный голос Каттими. — Она обрушила дрова. Ружье придавило.

— Излишняя осторожность чревата провалами, — усмехнулась Васа. — Я не рассчитываю на то, что одолею тебя, Кай. Но как ты уже догадался, я служу своему клану. Не клану Кессар. И он вынуждает меня убить девчонку, что стоит за твоей спиной. Отдай ее мне, и я отдам тебе Каттими. — Васа подняла зажатый во второй руке арбалет. — Ее тоже убьют, но чуть позже. Успеешь еще насладиться.

— Она лжет, — прошептала за спиной Кая Арма. — Она хочет убить меня, а потом сжечь воз. Вместе с Каттими.

Кай медленно опустил руки. Его меч вместе с ружьем остался у Каттими. Только обрубок меча Хары был спрятан под одеждой. Да ножи были на своих местах, на поясе и в рукавах. И двое черных, что, по словам Хиссы, были посланы почти неизвестным Каю Тамашем, какие-то таинственные тени, напряглись, приготовились к нападению.

— Васа, — сказал Кай, — я все знаю. И не только про то, что ты из тринадцатого клана и что Мити убил Сая. И что вы убили тех несчастных в Ламене. И наверное, много еще кого. Я знаю, что у тебя на голове крест. И знаю, что кланом правит Хара.

— Отдай мне девчонку, — почти прохрипела Васа, поднимая факел над головой.

— Для тебя все кончилось, Васа, — повысил голос Кай. — Не нужно никого убивать. Сиун Хары больше не придет к твоей семье. И не будет угрожать. Твоей семьи больше нет. Хурная больше нет, Васа. Пустота обратила его вместе со всеми жителями в лед.

Она замерла, окаменела на секунду. И этой секунды Каю хватило, чтобы метнуть в кессарку нож. Но точно этой же секунды хватило, чтобы две черные тени метнулись к охотнику и, согнув его страшным ударом в живот, вырвали, разодрав ткань, меч-обрубок у него со спины.

Он пришел в себя почти сразу, вывернулся наизнанку, исторгая в грязный уже снег съеденный в трактире завтрак. Поддерживаемый Армой, дополз, добрался до подводы, отбросил в сторону факел и посмотрел в залитые слезами глаза хрипящей кессарки.

— Где найти Хару?

— Он сам найдет тебя, — прошептала она перед смертью.

— Я жива, — пискнула из-под поленьев Каттими. — Только вымазалась в этом масле. Сейчас.

Среди поленьев показалась голова девчонки.

— Васа мне никогда не нравилась, — заявила она и вытерла рукавом потеки масла на лбу. — Да нас теперь трое?

— Это Арма, — поднял со снега арбалет Кай. — Возьми, девочка. Пригодится. И меч тоже тебе.

— Меч не нужен, — твердо сказала девочка. — Мама дала мне меч. — Она показала обмотанный сукном посох. — Он здесь.

— Хороший кессарский меч стоит денег, — не согласился Кай. — Возьми, пригодится. И вот, — он закрыл глаза Васе, щелкнул пряжкой ее ремня, — возьми пояс клана Кессар. Только не надевай его до конца Пагубы. Все прочее пусть останется при ней.

— Жаль ее, — прошептала Каттими.

— Хорошо. — Арма опустила пояс в суму, обернулась к Каттими, которая уже выбралась из-под поленьев и теперь чистила одежду снегом, обратилась к ней: — Ты хорошо закрываешься. И Кай хорошо закрывается. Но он закрывается, когда надо, а ты всегда закрыта. Ты нарисуешь мне такие же значки на шею, на руки, на ноги, на талию?

— Это больно, — удивленно подняла брови Каттими.

— Все больно, — ответила Арма. — Ничего. Я потерплю. Мне это пригодится потом.

— Что там? — спросила Каттими, показывая в сторону реки.

Кай оглянулся, в дымке над водой показались пока еще далекие росчерки длинных и узких лодок некуманза.

— Это Пагуба для Зены, — сказал Кай.