litbaza книги онлайнСовременная прозаПроизводственный роман (повес-с-ть) - Петер Эстерхази

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 ... 121
Перейти на страницу:

Он перешел на бег, тележку позади сильно мотало мешки переваливались с боку на бок, как пьяные их положению на поворотах нельзя было позавидовать. Пыхтя, подгоняя себя из последних сил, будто на финише важного соревнования, он, сделав смелый поворот, прибыл к кладовой, с веселым грохотом опорожнил тачку — антифункциональный удар дышла о землю счастливо предотвратил кронштейн, он же стал и источником торможения, — и, как и человек на большом, зеленом лугу («где плетеные стулья и рулетик масла к завтраку и т. д.»), повалился на спину и раскинул руки, обратив лицо к синему небу, в таком самозабвении привалился в качестве третьего пьяного к мешкам и стал пыхтеть, сопеть» отдуваться. «Игрой я изживаю печаль», — поговаривал всенародный художник перед матчем, и тогда, по сути, произошло то же самое: бегом он изжил стыд. (Конечно, иногда после матча, так сказать, по этой причине, настроение портится. Сидят они тогда с господином Чучу желтые, как воск, на какой-нибудь «гимнастической скамье», просто сидят и смотрят на затоптанную их ногами майку или штаны. Сидение.)

И вдруг, бум! трах! опоры нет, мешка, нет, и он летит вперед затылком, буме! а тележка опасно опрокидывается, увлекая за собой младое тело, которое навзничь упало на твердые, зернистые доски и, раскинув руки, обратилось к синему небу. Однако, когда он открыл глаза — потому что закрывал их, — над ним возвышалась громадная туча: мадам Сюзан. Мастер поднялся было снова, но женщина, держа на плече большой мешок, который и был физической причиной, взяла и со смехом наклонилась вперед, когда мастер достиг критической точки, едва коснулась его пальцем, и мальчуган сразу же плюхнулся в исходную позицию. Это повторилось раза три. Под нарастающий хохот мадам Сюзан. Мешок так и трясся. Из перевернутой перспективы, в которой оказывался мастер, в память врезались изгибы, линии отреза, вытачки и складки, начиная с замысловатой поношенности расположенных ближе всего к нему тренировочных штанов (а угол зрения — ощущение экстремальное: лоб его касался отвисших на коленях штанов!), а потом выше!.. Что было выше, удалось понять лишь позже! Потому что сначала — и в основном потому, что солнце светило в спину, — ему померещилось, что женщина голая («ГОЛАЯ!»): он с уверенностью видел обнаженный, покрытый пушком живот, который выпирал (как у любителя пива или, может, она тоже любила пиво), гора плоти над ним была ослепительно двусмысленна, отчетливо виднелись плечи, подмышки, «висюльки» под мышками: голая!

Но нет. «Вставайте уж, Петерке, много спать — добра, иль чего там у вас, не видать», — положила она конец этой странной игре и, ухватившись за края мешков, таща один на плече, другой волоком, пошла в кладовую. Он немедленно стал смотреть ей вслед, на лопатках был виден делящий спину надвое изгиб: значит, она не была голая. Однако о том, что это мог быть лифчик, он ни разу не подумал. «Купальник. Раздельный. Это была, конечно, его верхняя часть». А ведь то был лифчик.

Парень сидел скрючившись спереди на тележке, не смея, да и не желая предложить помощь. Женщина управилась с работой: сняла с одной из полок два полотенца, перекинула их через плечо, как сделал бы и сам мастер. «До свидания, Петерке. Спасибо, что привезли. Иду мыться, не мылась еще. До свидания». — «Мое почтение». Возбуждение подталкивало к решению. То, что произошло с мастером там, переходит границы любой фантазии.

Как только, подрагивая бедрами, что вызывало нечто вроде землетрясения, большая женщина исчезла при ничтожных обстоятельствах, а именно вошла в дверь — со свеженамалеванной поверх нее табличкой: УВАЖАЙ КОМАНДУ ПРОТИВНИКА! — началось бесшумное передвижение мастера, сердце стучало в горле — попробовало бы оно не стучать или стучать где-то в другом месте! — осторожно обогнул здание — тогда котел топился еще углем, а не газолином, — когда поблизости хлопнула дверь душевой, он лег ничком, как Пишта Тюшке у доброго господина Банта, слегка коснуться которого своим пером, «прямо как шальной фашистской пуле[77]волос партизанок», нам уже предоставлялась возможность. Лоб был близко к шлаку, и поскольку он сопел от возбуждения, пыль у лица взметнулась вверх, отчего запершило в горле. Пахом он плотно прижимался к земле. Ожидание пришлось ему по вкусу. Затем стояние на цыпочках у чумазого от угольной пыли, запотевшего окна, это переплетение — переплетение тела и воды, ну, и мыла! Мыло, оседающее на черных впадинах! «Как иней!» Он изволил хорошенько рассмотреть отложенное в сторону дрянное хозяйственное мыло, от которого до тех пор брезгливо воротил нос, не вынося ни запаха, ни вязкой консистенции, но с тех пор с удовольствием возит по себе коричнево-сероватое недоброкачественное, дешевое стиральное средство. «Она знала».

Пронесемся по ассоциативной нити назад, как паук, который создает свое ткаческое произведение из самого себя, оно так объективно — попадет туда муха или нет, — мы оказываемся возле наблюдающего за перебранкой двоих мужчин мастера. Он изволил подойти поближе, и гневу пришел конец. Господин Эжен был все еще бледнее, господин Арманд все еще краснее обычного, в седеющих волосах — испарина. Он был всегда моложе господина Эжена, но не настолько, чтобы это сдерживало эмоции. Господин Эжен — костлявые, тонкие ноги при этом нервно вибрировали в широких штанинах из клотта; место было — сказал: «Кто, черт подери, мне за это заплатит!» Господин Арманд всплеснул в воздухе руками, судя по всему, это был знакомый поворот спора. Господин Эжен повернулся. «Привет, Петерке», — сказал он спокойно, будто бы и не был взвинчен, затем, конечно, взвинченный, широко шагая и размахивая руками, пошел, пробурчал что-то команде, кивнул жене головой, дескать, «за мной», и женщина безмолвно последовала за ним — в сторону казенной квартиры размером с нору. «Не плелась и не подшучивала: следовала». (Мадам Сюзан — как женщина-борец, а господин Эжен — как ручная шавка.) «Казалось: они любят друг друга».

«А, ива, — махнул рукой господин Арманд, после того как они поздоровались, — ива». — «В чем дело?» — сказал мастер, хотя и так было видно. Переход от следствия к причине — процесс чисто исторический. И в то время, как славный господин Арманд кипятился, «подогреваемый частичной правотой», сквозь «жалкие железные траверсы», сквозь проломы в крыше, спускающейся к бывшей трибуне, в отчаянии вновь и вновь проглядывало небо. «Я разговаривал с новым генеральным директором. Нормальный чувак, раньше гонял мяч. Мы играли друг против друга, он вспомнил». — «Наверняка сказал, что ты здорово отделал его на том матче, и рассмеялся». Господин Арманд на всем скаку затормозил. Мастер изящно поклонился: знание жизни! Господин Арманд продолжал с меньшей уверенностью, однако вскоре вновь достиг прежней стремительности, о чем свидетельствовал цвет ста лица. «Я разговаривал с ним, и он пообещал, что деньги будут». — «И?» — «И тогда можно снести это дерьмо и на его месте поставить новое». — «Ну, и в чем же тогда проблема?» — «Да уже в понедельник разобрали раздевалки, а каменщики два дня все не идут. Господин кладовщик, который здесь, ну, ты знаешь, всему голова, ну, ты знаешь, потому что ведь кто, если не он, так вот он знает, что они и не придут вовсе, потому что все приостановлено». — «А на самом деле?» — «Да не знаю я! Ты-то чего ко мне с этим лезешь! Едрить твою налево, ну случилось маленькое затруднение, что, сразу надо вопить, как базарная торговка? Сразу ничего не получается? И сразу: кто заплатит? Ну как может так что-нибудь получиться? С «вынь да положь»? Как?» Мастер молчал. Ему, естественно, импонировал идеализм тренера, нерушимая жажда деятельности, общественное мышление. «В этом его поколению можно позавидовать. Точнее: можно позавидовать чувству коллективизма времен из их молодости». — «Однако ситуация не так проста». Нет, потому что для господина Эжена это рабочее место и потому что нет денег, отсутствуют необходимые рабочие условия. Центрифуга не работает, газонокосилка ломается, валик!., валик видел в движении 5 лет назад какой-то проныра, сток в душе забивается, грунтовые воды поднимаются, и в таких случаях движение возможно по расположенным на кирпичах опасным мосткам, склад маленький, стены сырые, штукатурка обваливается, кабель промокает, трава выгорает, шланг хилый, сетки обрываются, тренировочное поле заросло сорняком по пояс, бутсы заканчиваются, полотенец мало, и они маленькие, Боже, какие они малюсенькие, на юниоров экипировки почти не хватает, экипировку на чемпионаты никто не отвозит или отвозят не туда — «на стадион УФЦ вместо Шоймара, потому что Лаци Кохута занимает все что угодно, только не распоряжения насчет машин», — носки дырявые, горячей воды мало, мало, мало.

1 ... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 ... 121
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?