И в чём заключалась вина? Ага, вот. Герру Шнайдеру уже посмертно было предъявлено обвинение в неумышленном убийстве ученицы художественного колледжа, восемнадцатилетней Элизы Хильфнер, причём вина скульптора была установлена с участием сьюпа по имени... Моника Хертиг. Хм. С этого всё и началось? Почему же полиция не обратила внимания на совпадение имён? Хотя, я и сам могу ответить на этот вопрос. Судя по досье, фроляйн Хертиг была активно практикующим сьюпом, и в её послужной список входило уже более сотни расследований, а дело Хильфнер было отнюдь не последним на момент смерти Моники. Полиция, скорее всего, проверяла версии, но попросту не добралась до нужной. Не успела. Времени не хватило. Как обычно.

Что же там стряслось? Девушка попала под машину. С виду обычная авария, но по экспертному заключению сьюпа, погибшая находилась в состоянии крайнего психологического возбуждения, близкого к помешательству, а причиной спутанности мыслей явились как раз действия известного скульптора. Наверняка, в ходе следствия было установлено и описано множество разных подробностей, но суть, согласно краткому отчёту, сводилась к следующему.

Герр Шнайдер очень любил молоденьких девушек, увлечённых искусством, а ученицы его студии имели самые высокие шансы на успех и признание в будущем, поэтому, как можно догадаться, желающих попасть под крылышко пожилого наставника, было хоть отбавляй. И разумеется, к интимной близости он успел принудить не одну только Элизу, но все прочие девицы то ли оказались устойчивее в плане психики, то ли были слишком одержимы желанием пробиться в высший свет искусства, а фроляйн Хильфнер... Она всего лишь была влюблена. В своего сверстника. Правда, человека совсем другого круга. А юноша, в свою очередь, намекал, что мог бы снизойти до неё, если обстоятельства изменятся. Например, если девушка из простой семьи вдруг окажется богемной звёздочкой. Элиза решалась долго. По всей видимости, ещё в процессе принятия решения она уже заработала расстройство психики, стабильности которой близость с герром Шнайдером тоже не способствовала. Но главный удар ждал впереди. Совершенно случайно, уже после роковой ночи, фроляйн Хильфнер узнала, что её возлюбленный женится только на девственнице...

Представляю, какой бедлам возник в голове Элизы, и сочувствую Монике Хертиг, прикоснувшейся к сознанию, пылающему отчаянием. Но причём тут наш резчик?

— Печальная история. А каким местом в ней замешан герр Холле?

— Он следил за порядком в мастерской и даже иногда получал уроки от самого великого мэтра. — Ответил Берг. — А ещё наш вьюноша завидовал девушкам, о взаимоотношениях скульптора с которыми он, разумеется, знал или очень хорошо догадывался.

— Завидовал, потому что ему постель помочь не могла... М-да. Жестокая шутка судьбы.

— Внешне и по поведению он всегда был неприметным, спокойным, тихим. — Продолжил зачитывать досье герр старший инстпектор. — Заподозрить вулкан страстей под этой деревянной маской было невозможно, поэтому подозрение на парня так и не пало. Тем более, после смерти Шнайдера Матиас незаметно пропал из виду. Как выяснилось, устроился младшим куратором федеральной коллекции современного искусства, время от времени колесящей по стране. И знаете, что самое любопытное?

— Что же?

— Убийства по времени и по месту совершения совпадают с выставками, которые обслуживал герр Холле.

Вот ведь хитрюга! Он совершенно спокойно перемещался из города в город, не беспокоясь ни о билетах, ни об отлучках с работы. Везунчик, что ещё можно сказать.

— Теперь понятно, по какому принципу он выбирал своих жертв. Но есть пара вопросов. Я могу получить на них ответы, герр старший инспектор?

— Например?

— Процесс над Шнайдером широко освещался в прессе?

— Да, но больше на местном уровне и в специализированных программах, — ответила вместо Берга Эрика. — Провинция ведь вообще мало интересуется искусством.

Тонкий намёк на Ройменбург или на моё личное невежество? Ничего, если понадобится, обращусь за помощью к Роберто, он меня поднатаскает в любом виде хоть живописи, хоть скульптуры, хоть ландшафтного дизайна.

— Но об участии сьюпа, конечно же, говорилось?

— Этот случай использовали для пропаганды за расширение участия сьюпов в расследованиях.

— Можно подумать, они сейчас скучают без работы!

— И тем не менее, — сухо заметила инспектор Шофф. — Общественность всё ещё очень мало доверяет медиумам, и если не принимать должные меры, разделение людей будет только усугубляться.

Да, всё правильно. В какой-нибудь другой стране мира такими вещами не морочило бы себе голову ни правительство, ни отдельные обыватели, но Германия, по-прежнему хорошо помнящая своё печальное прошлое, очень болезненно относится к кастам, слоям и классам любого толка. Могу только поаплодировать Эрике, но не буду этого делать, а то сочтёт меня насмешником.

— То есть, парень мог легко узнать, кто и каким образом поспособствовал уходу из жизни его кумира?

— Несомненно.

— Узнал и решил отомстить. Всё логично и примитивно до омерзения. Хотя...

— Хотя? — переспросили хором оба инспектора.

— Он ездил вместе с выставкой, это выяснено. Но я никак не могу понять другого. Каким образом он выбирал своих жертв? Мало иметь возможность свободно перемещаться по стране, нужно ещё знать, как в произвольно взятом городе найти нужного человека.

Эрика нервно куснула губу:

— Следствие ещё работает над этим.

— О других сьюпах в прессе проходила информация?

Инспектор Шофф метнулась к компьютерному терминалу, бодро стучала по клавишам минуты три, потом обернулась к нам и разочарованно покачала головой:

— Нет, ни разу.

— Значит, воспользоваться средствами массовой информации он не мог. Утечка из полиции?

— Ни в коем случае. Матиас Холле не имел никаких связей с полицейским управлением, даже самых отдалённых, это проверено.

— М-да, задачка... А что говорит он сам?

Невинный вопрос вызвал появление на лицах моих собеседников крайнего уныния.

— Он молчит, — за двоих ответил Берг. — Зато разговорилась фрау Клозе. Она вспомнила, что сразу после убийства видела на лестнице именно этого парня.

Раз за женщину, очень рад, но другая новость, честно говоря, повергла меня в шок.

— То есть как это, молчит?!

— В прямом смысле слова. Нем, как рыба.

— И его не пробовали...

— Расколоть? — усмехнулась Эрика. — Пробовали. Только, увы, разговаривать с ним теперь под силу разве что Господу.

Час от часу не легче.

— Парень что, умер?

— Нет, жив и здоров. Но его голова... Как бы это сказать? Не работает.

Я моргнул, растерянно уставившись на Берга: