— Привет, Макс.

— О, единственный и неповторимый! Какими судьбами? Ты редко балуешь меня визитами и, если не ошибаюсь, время следующего ещё не подошло.

«Единственный и неповторимый». Макс именует меня только так с тех пор, как подтвердил за мой счёт свою научную теорию, но по каким-то причинам не смог или не захотел размножить и упрочить достигнутый успех.

— Я приехал сюда по делам.

— Ааа... Ну-ну. — Он сделал вид, что потерял ко мне всякий интерес, и наклонился к подрамнику, близоруко вглядываясь в только что положенный на бумагу акварельный мазок.

М-да, с весны русые локоны стали ещё длиннее, и теперь Лювиг выглядел ещё богемнее, чем раньше. Просторная куртка из толстого шерстяного сукна, шарф, концы которого волочатся по земле, бархатные брюки, остроносые лакированные башмаки и особое выражение лица, можно сказать, устремлённое в невидимые простому смертному дали — ни дать, ни взять, мэтр живописи в собственном загородном поместье, соизволивший запечатлеть мгновение вечного существования природы.

Впрочем, рисовать он умеет, и я точно знаю, что его работы пользуются неизменным спросом на всевозможных пейзажных салонах. А вот людей мой старый приятель не рисует. Как он сам однажды рассеянно обронил в разговоре, по той причине, что в человеке для него нет ничего загадочного и вызывающего благоговейное восхищение.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— У тебя есть ещё четверть часа, а потом у меня начнётся второй завтрак, на который я тебя, уж извини, не приглашаю. Не взял достаточное количество припасов, — совершенно серьёзно сказал Макс.

Вот в этой убийственной серьёзности и скрывалась главная опасность общения с доктором Лювигом. Только после многих месяцев знакомства можно было сделать вывод, что беспечная улыбка означает крайнюю заинтересованность в теме беседы, а задумчивая мина — шутливое настроение.

— Я не отниму у тебя много времени.

— Только попробуй! Я не отдам! — Он выставил кисть в мою сторону, как штык.

— Может, обойдёмся без игр? Всего несколько минут, Макс. Я чертовски рад тебя видеть, но слишком устал за последние дни.

— И увидел что-то жуткое, — меланхолично улыбаясь, дополнил моё признание Лювиг.

Опять прав, чертяка! Каждый раз удивляюсь, как в первый, но спрашивать, откуда ему доподлинно известно моё психологическое состояние, глупо. В конце концов, именно он вывел меня из депрессии, грозившей перекинуться в шизофрению.

— Да. Очень жуткое. И именно об этом хочу поговорить.

— Ты немного напутал, Джек. Я не психиатр. Я псих.

Вернее, умело играет психа. Ну ещё бы, с его-то опытом и знаниями! Не знаю, зачем это нужно доктору Лювигу, но в меня с детства вбили уважение к чужим личным устремлением, пока они не вредят моим собственным, и я стал невольным соучастником максовского спектакля, а теперь уходить со сцены уже слишком поздно.

— Даже не знаю, в каком качестве ты окажешься полезнее для меня.

— Итак? — Кисть вспорхнула над рядком ванночек с красками, символизируя готовность к разговору.

— Скажи, можно осуществить противоположную операцию?

— Противоположную чему?

— Извини, я неточно выразился... Можно, начну с самого начала?

— Если знаешь, где оно. — Подмигнул мне Макс.

— Вот есть на свете медиумы. Они считывают информацию из сознания, но не могут её изменить в источнике ни в процессе считывания, ни во всё время с момента её возникновения до момента записи в долговременную память.

— Верно.

— А что, если бывает наоборот?

— А именно? — Рука с кистью остановилась в дюйме от бумаги, натянутой на деревянную рамку.

— Что, если существует способ, если можно так выразиться, менять информацию, находящуюся в сознании человека, он-лайн?

— Ты говоришь о гипнозе?

— Нет, ни в коем случае! Представь, что ты думаешь, например, о том, как тебе нравятся яблоки. А кто-то, назовём его анти-медиум, усиливает эту твою мысль таким образом, что через некоторое время ты не можешь думать ни о чём, кроме яблок.

— Любопытно... — Макс отложил кисть и вытер испачканные краской пальцы прямо об куртку. — Усиление? В принципе, возможно. Но это опять же сводится к примитивному гипнозу.

— Исключи любое взаимодействие с гипнотизёром. Нет ни звукового, ни визуального, ни тактильного. Ничего.

— Хочешь сказать, точки концентрации нет?

— Есть! В том-то и дело! Она есть в сознании человека. И вполне возможно, о ней никто, кроме него самого, не знает.

— Ты придумываешь ерунду, Джек. Как можно усилить сигнал, о котором нет никакой информации? Вот если бы человек обладал параллельно и способностями медиума, тогда...

Я взглянул Максу прямо в глаза:

— Это возможно?

Он улыбнулся невиннее младенца.

— Нет.

— Почему ты так уверен?

— Всё очень просто, мой единственный и неповторимый. У человека только одна нервная система, включающая в себя центральный процессор и периферийные устройства ввода-вывода. Человек принимает информацию и выдаёт её в пространство тем или иным образом. У медиума, скажем, основная работа идёт на приём сигнала извне, поэтому может возникать заторможенность в других, передаточных функциях. Нет, ты такой опасности не подвержен, потому что время реакции и так было средненьким. — Поспешил пояснить Макс, видя моё желание возразить. — Вероятно, существуют особи, способные в основном передавать сгенерированный сигнал наружу. Но вместе одинаково сильные и эффективные приём и передача существовать не могут. Количество каналов и их пропускная способности ограничены, вот в чём проблема.

— Но ты ведь смог увеличить число контуров?

— Принимающих? Да. И вполне возможно, мог всё то же самое настроить на передачу. Но. Из того, что сейчас работает в твоём теле, Джек, нельзя соорудить ещё одну параллельную систему, а она должна быть именно параллельной.

— А разве переключать функции нельзя?

Макс расхохотался:

— Ну и фантазёр ты... Нет. Нельзя. Твоя плоть состоит не из ртути, чтобы можно было перестраивать нейронные цепи на ходу. Так что, не надейся измениться, а живи с тем, с чем уже научился жить.

— Значит, ты уверен, что нельзя одновременно читать мысли и усиливать нужные?

— Совершенно уверен. — Лювиг взял новую кисть с более тонким кончиком.

— Но как тогда получилось, что у человека, мимолётно подумавшего, что для него всё кончено, эта мысль усилилась до предела, вызывающего остановку сердца?

— Что именно тебе непонятно?

— Как, не читая сознание, можно узнать, грубо говоря, на что надавить?