С чего Юстиниан вообще решил, что это поможет повысить его репутацию среди народа? Кто ему вложил в голову эту чепуху?

Впрочем, здесь явно прослеживается иной умысел, более глубокий, и, вполне вероятно, это лишь первая попытка сдвинуть Сенат на задний план. Делёжка власти, не иначе.

Дождавшись, когда у сенаторов закончатся темы для обсуждений, Максиан жестом попросил внимания и, обведя взглядом собравшихся, собрался с мыслями. Споры обещали быть жаркими.

— Король Юстиниан Великодушный, правитель Прибрежья, подготовил новый закон и выслал на одобрение Сената, — неторопливо заговорил он. — В нём предлагается увеличить полномочия полиции до права на обыск частной собственности подозреваемых в: государственной измене, хищении сумм в особо крупных размерах или частного имущества, участии в заговорах против правительства или короны, участии или организация мятежей, оппозиционных движениях, а так же особо тяжких преступлениях, таких как убийство свободного гражданина, несоблюдение Кодекса Скверны и взяточничество.

Максиан перевёл дух и продолжил:

— Посему разрешение на обыск должно выдаваться непосредственно шефом полиции по его усмотрению, после чего шеф полиции обязуется предоставить подробный отчёт о причинах обыска, протекании процесса и результатах. Обыск должен происходить при двух незаинтересованных лицах и по всем правилам, не попирающим честь и достоинство владельца имущества и подозреваемого в одном лице. В свою очередь подозреваемый не имеет права препятствовать полиции в обыске ни коим образом. Он обязуется предоставить доступ к любой части своего жилища или рабочего пространства по первому требованию. Отказ или препятствие будет воспринят как неопровержимое доказательство вины подозреваемого и будет учитываться в первую очередь в судебном процессе.

Закончив зачитывание документа, Максиан поднял глаза и с любопытством посмотрел на сенаторов. Тишина, повисшая в зале, говорила о многом. Требования короля абсурдны, но никто не решался первым озвучить свои мысли вслух.

— Позвольте уточнить, — раздался голос Фиделя. — Верно ли я понял: Его Высочество требует, чтобы полиция могла обыскать дом любого гражданина, руководствуясь только подозрениями? И всё это без одобрения Сената?

— Вы всё поняли верно, господин магистр, — подтвердил Максиан, еле сдерживая улыбку.

— Что же получается, любой поклёп может привести к вторжению в частную собственность без особых на то причин?

— Выходит, что так, — отозвался Гай, — но чем не устраивает Его Высочество текущее положение дел? Три века Сенат прекрасно справлялся и без особых полномочий полиции.

— И два века без полиции вообще.

— Это прямое нарушение Заветов!

— Частная собственность священна, это право любого гражданина…

Возмущённый гомон заполнил весь зал. Сенаторы в негодовании сыпали цитатами из Заветов, выдержками из законов и приводили свои доводы. Молчали только те, кому королевское золото приятно оттягивало карманы.

— Прошу тишины, господа! — Максиан поднял руку и умолк в ожидании, пока шум поуляжется. — Как второй советник Его Величества Юстиниана Великодушного я обязан внести свои пояснения. Все наверняка слышали о Стальном Пере и преступлениях, совершённых этой, с позволения назвать, организаций. Поскольку никто из сопротивленцев не расхаживает по городу с табличкой «Долой Легион», полиция не может выйти на них без слежки и обыска подозреваемых. Это самая главная причина, по которой было решено наделить полицию новыми полномочиями. Всё ради безопасности свободных граждан, разумеется.

— Как обыск поможет выйти на Перо? Это же полнейшая чепуха! — Фидель поднялся с места и повернулся к остальным. — Да, в прошлом месяце Гильдия тоже пострадала от рук этих разбойников, но никому из нас не пришло бы в голову врываться в соседский дом, чтобы выискивать серебряные стрелы под кроватью. Пусть полиция занимается своим делом, господин принцепс, а не покушается на чужое имущество. Я честный гражданин и мне претит мысль, что грязные сапоги полицаев станут топтать коридор моего же дома только по прихоти какого-то там параноика.

— Абсолютно солидарен с вами, магистр, — поддержал Гай. — Даже если забыть на минуту про Перо и представить, что кто-то в своих интересах оклевещет во взяточничестве или, того хуже, заговоре против короны, почему бы ему и при обыске не подкинуть что-нибудь эдакое? И как потом доказать, что это тебе не принадлежит и вообще впервые видишь эту вещь?

Сенаторы дружно закивали, поддерживая говорившего.

— А если взглянуть на всё с другой стороны, — продолжил он, — сильно уж попахивает попыткой увеличить влияние самой короны. Возможно, Его Высочество не устраивает так называемая декоративность престола?

— Звучит весьма здраво, — согласился Фидель. — Сначала полномочия полиции, затем право на введение и отмену законов, а потом и роспуск Сената. В Прибрежье первая святыня — это Заветы. А в них ясно сказано и о праве собственности, и о свободе любого, кто зовётся гражданином. Мы представители народа и наша задача защищать его интересы. Мой ответ королю: нет, нет и нет!

— Категорически нет!

— За!

— Против!

— Нет!

— Тоже за. Не вижу в этом ничего плохого. Если ты чист перед законом, тебе не нужно бояться полиции.

Как и полагал Максиан, попытка Юстиниана была обречена ещё с самого начала.

— Лично мне так же нечего скрывать, — произнёс он через силу. — Потому свой голос я отдаю за принятие закона.

— Вы в меньшинстве, принцепс, — подвёл итоги Фидель. — Передайте Его Величеству, что Сенат вынужден отказать. Пока нет веских причин для таких кардинальных перемен, мы предпочитаем следовать Заветам, как и привыкли.

— Благодарю, господин магистр, — кивнул Максиан. — Vere dictum. Прошение отклонено.

«Ни под каким предлогом объект (Сиджилум) не должен быть распечатан или открыт любым другим способом. Вся территория в радиусе пяти километров считается бессрочно запретной для посещения и не подлежит заселению или эксплуатации. Малейшая попытка проникновения на объект должна караться смертной казнью без права на апелляцию или помилование».

«Заветы потомкам», 07.020

Вьюга кружила над путниками, царапая лица колючим ветром и ослепляя снегом. Небо слилось с землёй в белую пелену и после очередного порыва, едва не сбившего с седла, Керсу показалось, что они идут по небосводу, а земля там, внизу, и дотянуться до неё уже невозможно. Так и останутся бродить призраками по бездонной пустоте.

Куда ни глянь — снег, и больше ничего. Дальше трёх шагов не видно ни зги. Кони плелись с трудом, утопая копытами в сугробах, бока била мелкая дрожь от холода.

Керс потёр замёрзшие руки, сложил лодочкой, и, оттянув маску, подышал на онемевшие пальцы, чтобы как-то их отогреть. От тонких перчаток, что ещё носил в Терсентуме, толку совсем не было.