Восемь дней Кромвель провел в дискуссиях со своими советниками, и в результате родилась совершенно новая форма парламента. Было решено, что члены новой ассамблеи будут или назначаться различными индепендентскими конгрегациями, или выдвигаться армией и выдающимися личностями; избранные должны были быть «известными лицами, честными и богобоязненными людьми». Один из выбранных в законодательное собрание благочестивых людей был Исаак Прейзгод Бербоун (Хвали-Бога Кожа-да-кости), торговец кожами и проповедник из Лондона, который на своем складе на Флит-стрит объявил о предстоящем пришествии Иисуса Христа. Его яркое имя и характер привели к тому, что этот назначенный парламент стали называть «парламентом Бербоуна». В нем состояло 144 человека, поэтому он также получил название «Малый парламент»: он действительно по сей день остается самым малочисленным парламентом из всех когда-либо заседавших в Вестминстере.

Однако было бы несправедливо делать вывод, что все его члены были зилотами: подавляющее большинство составляли люди, принадлежавшие к высшим классам общества, в их число входили виконт и барон, несколько баронетов и рыцарей, а также ректор Итона и директор школы при соборе Святого Павла. Неудивительно, что в дискуссиях доминировали радикальные элементы: те, кто больше всех горел, воодушевлял остальных. Никто не хотел прослыть равнодушным или вялым. Во вступительном обращении к ним Кромвель отметил: «Мы находимся в преддверии», а «вы – на острие обещаний и пророчеств». Предполагалось, что этот парламент отметит собой начало новой эры.

Члены нового собрания были усердны и деятельны, но, возможно, недостаточно мудры, чтобы предвидеть последствия своих решений. Они, например, решили упразднить Канцлерский суд и радикально упростить судебную систему; некоторые требовали по сути аннулировать общее право и заменить его законом Моисея. Они ставили на голосование отмену церковной десятины, что могло в итоге привести к отделению Церкви от государства и нарушению всех прав собственности.

Тревога и опасения нации скоро стали очевидны, и Кромвель понял, что пришло время заканчивать эксперимент, который продолжался ровно пять месяцев. Говорят, будто он сказал, что дураки теперь ему мешают больше, чем ранее – негодяи. «Парламент святых» перестарался. Кромвель вынес урок, что невозможно создать инструменты власти по собственному желанию: не имея под собой твердого основания, законодатели бросались из стороны в сторону. В декабре более консервативных и умеренных парламентариев убедили предпринять упреждающий переворот, проголосовав на ранней утренней сессии за сложение полномочий; радикалы в тот момент находились на молитвенном собрании. Спикер поднял жезл и повел всех проголосовавших процессией к Уайтхоллу, где Кромвель ждал парламентариев, чтобы поприветствовать. Позже он заявлял, что удивился их приходу, но верится с трудом.

Несколько особо богобоязненных человек оставалось в зале заседаний. Один армейский офицер вошел и осведомился, чем они тут занимаются.

– Ищем Господа.

– В таком случае вы можете идти в любое другое место, ибо я точно знаю, что здесь Господь не появлялся уже двенадцать лет.

Роспуск «Малого парламента» с огромным облегчением встретили все, чьему образу жизни он угрожал. Праздновали юристы, и, по словам одного проповедника индепендентов, «большинство людей по поводу роспуска воспользовались случаем поорать».

И повод действительно был. Говорили, что, положив конец «парламенту Бербоуна», Кромвель снял корону с Христа и возложил ее на собственную голову. Его армейский товарищ генерал Джон Ламберт составил так называемое «Орудие управления», согласно которому Кромвель получал власть как лорд-протектор Британской республики. Это «Орудие» стало первой, и последней, письменной конституцией Англии. Однако предложенная в конституции система сдержек и противовесов, включая Совет, не рассеивала впечатления, что Кромвель теперь де-факто стал единоличным властителем. Кларендон отметил, что «этот удивительный человек, не имея никакой другой причины, кроме того, что он так решил… возвел себя на трон трех королевств, не назвавшись королем, но забрав больше власти и возможностей, чем когда-либо имел или требовал любой король».

16 декабря 1653 года Оливер Кромвель встал возле кресла правителя в зале Вестминстера. На нем был костюм из черного бархата и ботфорты, на шляпе поблескивала золотая лента. Он взглянул вверх и поднял правую руку, давая клятву соблюдать все статьи новой конституции; затем Джон Ламберт преклонил колено и подал ему вложенный в ножны государственный меч как символ мирного правления. При объявлении действий государственной власти его теперь величали «Оливариус Протектор», как «Каролус Рекс». Его проход по улицам сопровождали солдаты. Кромвель настоял, чтобы серию из девяти полотен Андреа Мантенья «Триумфы Цезаря» не продавали, а оставили в его апартаментах в Хэмптон-Корте. Ритуалы его двора, как, например, прием послов, напоминали церемониалы Карла I. Его сына Генриха Кромвеля во время увеселений на Спринг-Гарденсе приветствовали криками «Дорогу принцу!». Люси Хатчинсон писала, что для семьи Кромвеля имитировать королевское поведение было так же нелепо, как рядить обезьян в пурпур.

Многие бывшие сторонники теперь ругали Кромвеля за предательство дела благочестивой Реформации. Его обвиняли в том, что он из тщеславия пожертвовал общественным благом, и осуждали как «коварного клятвопреступного негодяя». Его поносили библейскими оскорблениями «старый дракон», «малый рог», «антихрист» и «презренный» из Книги пророка Даниила (11:21). С кафедры, установленной у Блэкфрайерс, проповедник Кристофер Фик заявил, что «он обманул народ Господа», и добавил: «Ему недолго царствовать, он кончит хуже, чем последний протектор Англии, этот горбатый тиран Ричард. Пойдите, передайте ему мои слова». Фика доставили в Совет и посадили в тюрьму. Комендант замка Честер полковник Роберт Дакенфилд выразился несколько деликатнее, написав Кромвелю: «Надеюсь, что корни древа и само дерево благочестия живы в душе вашей светлости, хотя листья его из-за массы искушений и лести, как мне кажется, заметно увяли в последнее время».

В известном смысле революция завершилась – со всеми попытками радикальных реформ при ее окончании. Кромвель начал правление покоя, при котором состоятельные люди могли чувствовать себя в безопасности; в сущности, он установил республику джентри. Нельзя сказать, что новое управление встретили с большим энтузиазмом, тем не менее для многих это, должно быть, стало облегчением после беспорядка последних лет. Были и те, кому все равно.

В первые восемь месяцев у власти лорд-протектор и Совет в отсутствие парламента приняли более восьмидесяти указов. Шотландия и Ирландия стали составными частями единого содружества. Канцлерский суд был реформирован. Дуэли запретили, петушиные бои пресекли, скачки прекратили на неопределенный срок. Публичное пьянство и богохульство стали наказывать штрафами или поркой. В Лондоне разрешили работу более 200 наемных экипажей. Почтовую службу преобразовали, а тюрьмы и крупные дороги общественного пользования усовершенствовали. Реорганизовали государственное казначейство. Это была администрация с весьма практическим подходом к делу.

Не менее прагматично Кромвель и Совет действовали и в международных делах. Европейские державы были уступчивы, вероятно опасаясь возрождающегося английского военного флота, который не так давно был вызван к бою и разгромлен голландцами. С протестантскими государствами был заключен мир, в том числе со Швецией и Данией. Испания и Франция соперничали друг с другом за расположение протектората, в этом уравнении Кромвель склонялся к французской стороне: он хотел исключить влияние Карла II на французский двор.