Старик приставил самопал к плечу, прицелился.

Бертодулос закрыл глаза и заткнул уши. Раздался сухой щелчок, и ворона кувырком полетела вниз сквозь листву рожкового дерева.

Трасаки подпрыгнул от радости.

– Попал! Ай да дед!

Подбежав, он поднял убитую птицу и бросил к ногам Бертодулоса.

Бедный граф отпрянул, забормотал что-то и убежал в дом к женщинам.

Под гостеприимным кровом Сифакаса собрались все внуки и невестки, а позавчера притащились еще и два соседа капитана Михалиса – Мастрапас, мастер по производству колокольчиков, и толстяк Красойоргис. Турки напали на их деревню, где нашли пристанище их семьи, но им удалось бежать. Усадив на мулов женщин и детей, погрузив домашний скарб, они снова двинулись в путь. Но куда идти? Где искать убежище? И вспомнили отца капитана Михалиса.

– Его дом – неприступная крепость, – сказал Красойоргис. – Пойдем к нему. Человек он благородный, щедрый, не прогонит нас.

Вот они и явились позавчера всем скопом на подворье. Красойоргис, большой дипломат, приложил руку к груди и поклонился старику, вышедшему навстречу.

– Привет тебе, гордый орел! Вот я, а вот Мастрапас, мы соседи твоего сына, капитана Михалиса, бежали от турок и просим у тебя защиты. Не прогоняй нас!

Польщенный старик засмеялся.

– Заходите, у меня под крылом для всех место найдется.

Бертодулос тоже выскочил из дома и принялся церемонно приветствовать прибывших.

– Дай Бог тебе здоровья, капитан Сифакас! – сказал Мастрапас. – Правильно говорят, твой дом – что монастырь.

– Добро пожаловать, но только при одном условии, – сказал старик сурово и поднял руку. – Вы оба годитесь воевать. Потому берите ружья и идите туда, где теперь все мужчины. Дезертиров и трусов я не кормлю! А женщин и детей беру на себя. За них не волнуйтесь! – Потом добавил с улыбкой, – а на кира Бертодулоса внимания не обращайте. Он и баба, и пацаненок в одном лице.

Все засмеялись, кроме Красойоргиса и Мастрапаса.

– А вот воевать-то мы не умеем, – решился сказать Красойоргис. – Пойдем сражаться – сразу убьют.

– Ну и что? – удивился старик. – Разве все мы не помрем рано или поздно?

– Лучше поздно, капитан!

– А вы овечьи души, чтоб вам пусто было!

Красойоргис весь сжался под гневным взглядом старика.

– Ладно, не сердись, капитан Сифакас. Пойдем, и да поможет нам Бог!

Женщины стали разгружать мулов. Разместились в дальнем закутке двора. Под навесом устроили кухню. Ужинали все вместе за большим столом…

На другой день рано утром старик вытащил из-под крыши два ружья, вручил их Красойоргису и Мастрапасу, после чего вывел их за околицу. Там он наказал старому пастуху Харидимосу:

– Проводи этих двоих тайными тропами к ущелью, в отряд капитана Михалиса. Но смотри, чтоб они ненароком на турок не нарвались, а то необстрелянные ведь!

Затем повернулся к новобранцам, протянул им свою ручищу:

– Ну, с Богом, мужики! Вам можно позавидовать. За семьи свои не волнуйтесь, я уж о них позабочусь. Привет от меня горам!

Вот так Трасаки снова встретился со своими закадычными друзьями – Манальосом и Андрикосом:

– Теперь нам не до игрушек, – внушал он им. – Здесь вам не Перволы или Сиезасыр, а турки. Или мы их, или они нас!

– Мы не боимся! – заявил Андрикос.

– А вы умеете метать камни из пращи? Умеете заряжать ружье, стрелять в цель?

– Научимся!

– Я вас научу. А потом возьму к себе в отряд, когда буду капитаном. Научитесь стрелять из ружья – дадите мне присягу. Сейчас пока рано…

На другой день Трасаки устроил для друзей настоящие боевые учения. Первым делом вырубил для них две палки.

– Эти палки – ваш алфавит. Сперва рука должна наловчиться.

Эти слова сказал ему однажды дед, и мальчик их запомнил.

Вскоре ребята освоили алфавит и принялись за метание из пращи. Трасаки распирало от гордости. Он то и дело водил учеников в поход. Шагал впереди с дедовским самопалом на плече, а за ним – Манольос и Андрикос с пращами, а сзади – стайка деревенских мальчишек с палками. Они шли воевать с турками, роль турок исполнял высокий чертополох, росший вокруг поля и под горой. Вечером, когда возвращались, на шее у каждого, словно бусы, висели на веревке головы турок – сбитые макушки чертополоха. Иногда Трасаки возвращался с убитой из дедова самопала вороной и представлял, что это паша.

Сегодня дед решил рассказать внуку о Великом восстании.

– Самый большой враг – не турок, а страх. Когда я был зеленым юнцом и в первый раз попал в бой, то, клянусь, не знал, куда бежать со страху, но постепенно научился его подавлять.

Трасаки жадно слушал деда, опершись руками на его колени.

– Я понял: если ты чего-то боишься, будь то зверь, человек или оборотень, надо бросаться на него очертя голову, и в тот же миг страх оставит тебя и нападет на противника. Вот и весь секрет!

В это самое время, когда дед и внук разговаривали, на горной тропинке вдруг зашуршали камни. Из-за утеса показалось человек десять всадников. Они торопливо спускались на мулах по горному склону.

Дед приложил к глазам ладонь, но уже опустились первые сумерки, и он не мог как следует разглядеть. Мимо шел старик Маврудис, сельский глашатай.

– Какие новости, капитан Крикун? – Так его называл старый Сифакас. – Что это за люди там спускаются?

– Говорят, в бухте Святой Пелагии бросил якорь корабль капитана Стефаниса, битком набитый боеприпасами и продовольствием.

Старик перекрестился.

– Бедная мать, – прошептал он, – сама голодаешь, а все же отрываешь от себя кусок хлеба, делишься с нами… Ну, так что же?

– Эти люди из лагеря твоего сына будут на мулах перевозить груз… Да вот и они! Встречай!

– Добро пожаловать! – сказал старик и распахнул ворота.

Всадники спешились. Впереди гордо выступал Вендузос. «От тебя на войне никакой пользы, – сказал ему как-то капитан Михалис, – но ты хитрый и изворотливый, да и ноги у тебя выносливые. Поэтому назначаю тебя гонцом». Теперь он ехал во главе десятка смельчаков разгружать корабль Стефаниса.

– Приветствуем тебя, капитан Сифакас! – сказал Вендузос и слез с мула. – Уж не обессудь, мы у тебя заночуем, а на рассвете, если будет на то Божья воля, отправимся на побережье.

– Добро пожаловать, братцы! Заходите, ешьте, пейте, вы самые желанные гости, – ответил старик и протянул прибывшим свою ручищу.

Прокопченные, исхудавшие ввалились повстанцы в большой двор. Женщины наперебой расспрашивали их о мужьях. Потом разожгли костер, поставили котел, накрыли стол. Когда стемнело, зажгли лампы. Ели бойцы жадно, пили как буйволы. За спинами мужчин стояли женщины, готовые выполнить любую просьбу дорогих гостей. Старый Сифакас сидел и любовался повстанцами.