подписать рецепт ветеринара и паспорт Доры, нам надлежало немедленно отправляться к ветеринару и проверить, нет ли у Доры бешенства, хотя все прививки были сделаны. Прибыли Энди и Эрик, мы все находились в моем номере, когда еще раз послышалось: тук-тук-тук, это пришли бармен с девочкой, у нее смелое и милое личико, она показала мне свою забинтованную щиколотку, и мне стало плохо, я спросила, останутся ли шрамы, но она просила не беспокоиться. Энди отдал ей цветы, которые были куплены для него, – неплохая мысль, хотя и попахивает взяткой, – ну да ладно… Последняя ночь в отеле «Нормандия», суп, отвратительное обслуживание в номерах, затем поход к ветеринару, который знал Дору, очень милому человеку. Далее прогулка с намордником и на поводке: ее нельзя оставлять рядом с детьми. Видимо, нападать заложено в ее натуре; можно отвести ее к психиатру или дрессировщику, поскольку она не знает своего места – если она приходит поздороваться со мной, я непременно должна отреагировать, иначе она будет дуться, ласкать ее я могу, но только когда сама этого захочу, а не когда она этого требует, кроме того, и речи нет о том, чтобы она ела с нашего стола и спала со мной в постели, я не должна испытывать чувства вины, покидая ее; еще она должна ждать, когда я сама с ней поздороваюсь, словом, решаю я, а не она. Господи, придется воспитывать и ее, и себя! Я спала с Беном, потом мы уехали, опоздали на поезд, взяли такси до Руана и приехали в Париж вовремя, чтобы сесть на самолет до Сан-Паулу.

Сан-Паулу промелькнул как сон. Милые люди, граффити на стенах, дети и запыленные телевизоры, хлеб на закваске и объятия. Девушка, которая мыла мне голову, поцеловала меня в пальцы ног, в кисти рук, в голову. В Сан-Паулу точно такой же бассейн, как тот, вокруг которого мы с Тигром дрались, такой же и в посольстве Франции, где мы проводили ночь, – я на полу ванной…

На вчерашнем концерте присутствовали все кинематографисты, в том числе Оливейра, которому девяносто пять лет, легкий, интересный, он сидел в первом ряду, вау! – я была горда, он видел нас, снимавшихся во французских фильмах, зал был полон до отказа, как и на показе «Доктора Рея», фильма Энди, во время демонстрации которого не смолкал смех. Я вся переполнена нежностью, полученной от этих людей и тех, кто с ними. Японцы – сборщики кофе, чернокожие, индийцы, белые, мне никогда не забыть Бразилию, у меня осталась записочка Оливейры, адресованная Пикколи: «Always beautiful… Find the money»[292]. Какой клоун! Его элегантная бывшая жена сказала: «Вы такая печальная! Желаю вам счастья». Оливейра забыл обо всем и влепил мне поцелуй в губы!

Все это было вчера вечером, теперь предстоит еще семь часов перелета, «Человек-паук» –2 и Том Хэнкс. Сладкая компания. Азиз всегда улыбается, Шлюзман вернулся в Париж, его мама больна, бедняга. Летим через Майами. Оставили Азиза и Джамеля на паспортном контроле в аэропорту Майами: так неприятно все это для них, но и для меня, и для Кристофа. Что касается Азиза, я видела, как они подошли и сказали нам: «Двигайтесь», мы прождали с Фаузи почти час, выглядывая Азиза, в какой-то момент он исчез, его увели куда-то, но у него есть разрешение на работу, которое мы вручили единственной приятной девушке. Наш самолет запаздывал, мы долго ждали их, но все же взлетели без них. Надеемся, Азиз и Джамель отделаются легким испугом, как было в последний раз в Нью-Йорке, и вовремя поспеют на шоу. Какой кошмар! Анхель был обескуражен, он испанец и нашел ответственное лицо, которое говорило по-испански, но это ответственное лицо отказалось говорить по-испански, this is the U S of A[293], и точка!

* * *

На наших посадочных талонах стояло SSS (Special Security Search), я заметила это, а поскольку прошло всего года два или три после трагедии башен-близнецов, таможенники нервничали. «Арабеска», как следует из названия, исполнялась мною под аккомпанемент арабских музыкантов.

* * *

Не было произнесено ни одного приятного слова, они были жесткими, как умеют быть американцы с детьми. Бедный Азиз, он по-прежнему находится в этом ужасном отделе, куда его увели, а я с Джамелем, Фредом, Анхелем и Стефаном[294] лечу в Филадельфию; следующий самолет будет в 8 утра. Кристоф уснул, нас очень грубо расспрашивали, мы говорили по-французски. «Что вы только что сказали?» Приходилось прибегать к услугам переводчика. Кем вам приходится Кристоф? Вы женаты? Нет визы? Кристоф назвался «ассистентом». Все было настолько неприятно! Если вы марокканец, да еще с темной кожей, ваше дело труба!

Мне было так стыдно за то, что я белая, что я из Великобритании, перед Азизом, который махал нам, стоя за стеклянными дверьми. Его разлучили с нами, а затем увели куда-то. А один из этих прокричал: «Out! Out of America!»[295] С Джамелем та же история, а Фаузи вообще раздели, разорвали его одежду, чемодан Анхеля сломали, взяли у него отпечатки пальцев, задавали вопросы, фотографировали, при том что с визами и разрешением на работу все было в порядке. Это ужасно. И все же моя небольшая труппа не обозлилась, они нагнали нас сегодня утром, я чувствовала себя отлично. Азиз понимает, что его невезение в том, что он марокканец, он против терроризма, он со всем согласен, он чуть не плакал от страха, что не сможет быть с нами, просил Аллаха, чтобы все было нормально и концерт состоялся. Я пригласила их на обед, но Азиз отказался; я узнала, что его отец в Касабланке заболел, и мы купили ему билет домой на мои накопившиеся мили. Люди, работающие в театре, очень приятные, они все понимают, они сказали, что кубинский артист со швейцарским паспортом вообще не имел права на въезд в США, потому тот тип на таможне к нему и прицепился. «Вы были в Италии, вы кубинец, у вас швейцарский паспорт, – все, вон из страны!»

* * *

Филадельфия

Концерт прошел удачно, мои истории о том, как Азиз и Джамель были задержаны в Майами, вызвали особенно много аплодисментов. Я сказала, что таможенники хотели оставить их у себя – смех, потом шквал аплодисментов, когда я сказала, что Филадельфии повезло: все в сборе. Здесь их принимали с распростертыми объятиями. Это было так же приятно, как и милые послания от Эндрю, Габ, Линды, Энди; я показала их всем, кого это касалось, я была горда.

* * *

Годовщина смерти Анно, мы с Эндрю обменялись имейлами, потому как в моем шоу на протяжении десяти лет я читаю стихотворение Анно «У реки», в котором он пишет о матери.