— Удачи тебе, Питер!

Мальчик пожал лорду Астеру руку.

— Спасибо, сэр.

— Береги себя, Питер! — сказала Луиза, обняв мальчика и чмокнув его в щеку.

— Хорошо, мэм, — ответил Питер и густо покраснел.

Луиза отошла в сторону. Молли с Питером переглянулись. Им было как-то неловко.

— Леонард, — позвала мужа Луиза, — может, нам стоит?.. — Она кивнула в сторону двери.

— Да, конечно, — согласился лорд Астер. И родители вышли.

Питер с Молли еще немного помолчали, и наконец Молли сказала:

— Спасибо тебе, Питер. За то, что улетел с острова. За то, что нашел меня. За все. Спасибо.

— Пожалуйста, — ответил мальчик. — Я… это… в общем… короче, я просто хотел тебя повидать, Молли. А не только помочь. Но еще и… повидаться, в общем.

Говоря это, он краснел все сильнее и сильнее.

— А ты это серьезно сказал тогда папе? — спросила девочка. — Ну, что ты вернешься, если будешь нам нужен?

— Да, — ответил Питер.

— Ну тогда я надеюсь, что это случится как можно скорее. То есть что ты нам понадобишься. Не в том смысле, что я хочу, чтобы случилось что-нибудь плохое, а просто…

Теперь покраснела Молли.

— Я тоже, — сказал Питер.

Они поняли, что сказать уже ничего не смогут, и поэтому просто обнялись. Поначалу вышло неловко, потому что Питеру пришлось приподняться на цыпочки. Но потом оказалось, что очень даже и ловко. Это был самый счастливый момент в их жизни и в то же время самый печальный. Но все когда-нибудь кончается. Питер мягко отстранился и подошел к окну.

— До свидания, Молли, — прошептал он.

— До свидания, Питер, — ответила она.

Питер отвернулся и поставил ногу на подоконник. Динь-Динь уже выпорхнула из окна и зависла в воздухе, поджидая Питера.

— Динь-Динь! — окликнула Молли. — Смотри заботься о нем хорошенько!

«Не беспокойся об этом, Молли», — прозвенела Динька.

— Что она говорит? — спросила Молли.

— Она говорит: «Не беспокойся», — ответил Питер.

Он махнул девочке рукой, отвернулся, вспрыгнул на подоконник и скользнул в ночь. Молли подбежала к окну и выглянула наружу. Она увидела, как они поднимаются в ясное ночное небо, где сияла луна: пляшущий огонек и стремительная уверенная тень. Девочка смотрела им вслед, пока они не исчезли, а потом все равно смотрела, чувствуя, как холодный ночной ветер омывает лицо и холодит мокрые щеки.

Десять дней они провели, скорчившись в тесной бамбуковой клетке. Может, и одиннадцать. Джеймс потерял счет времени.

Раз в день пираты выпускали их наружу, по одному, под охраной, чтобы облегчиться. Кормили их тоже раз в день — обычно какой-то жуткой похлебкой, чем-нибудь вроде морских звезд, разварившихся в кашу, приправленных кокосовым молоком, в которую изредка кидали какую-нибудь костлявую рыбу. А большую часть времени ребята просто сидели в клетке. Было грязно и скучно. Похитители почти не обращали на них внимания.

Томас с Прентисом убивали время игрой в крестики-нолики, рисуя клеточки прямо на своих грязных ладонях. Они сыграли уже сто раз, а может быть и тысячу. И все игры заканчивались вничью.

Толстый Тэд убивал время разговорами о еде. Как он голоден и какие бы блюда съел, если бы мог выбирать что угодно, и в каком порядке он бы их ел. Он мог распространяться на эту тему часами. Он и распространялся.

А Джеймс большую часть времени смотрел в небо, ожидая, когда появится Питер, мысленно уговаривая Питера появиться скорее. Кроме того, Джеймс наблюдал за пиратским лагерем, пытаясь придумать план побега, но пока безуспешно. Этим он занимался и в тот особенно солнечный день, когда Прентис, собираясь нарисовать нолик на ладони Томаса, задал вопрос, который он в том или ином виде задавал по нескольку раз на дню:

— А что, если он не вернется?

— Вернется, — ответил Джеймс. — Он же обещал вернуться!

— Ну а вдруг он просто не найдет дороги обратно? — спросил Прентис.

— А вдруг он вообще не добрался до Англии? — добавил Томас.

— Добрался, — твердо сказал Джеймс. — И обратно он вернется.

— Если бы я добрался до Англии, — мечтательно вставил Толстый Тэд, — я бы тогда съел пирог. Целый. С мясом. Это для начала. А потом бы я…

— Заткнись, Тэд! — хором воскликнули трое остальных.

— Так вот, если он не вернется… — снова начал Прентис.

— Да вернется он! — сказал Джеймс.

— Но все-таки, если он не вернется, — закончил Прентис, — что они с нами сделают?

На это Джеймс ответа не знал. Он и сам тревожился насчет того, что будет с ними, если Крюк решит, что Питер не вернется и мальчишки в качестве приманки не пригодятся. И чем дольше Джеймс размышлял об этом, тем отчетливее понимал, что надо все-таки придумать план побега. Но это казалось безнадежным делом: клетка сделана из прочных бамбуковых шестов, связанных толстыми канатами, и крепко-накрепко завязана наверху, куда мальчишки дотянуться не могли, да еще сложными морскими узлами.

Будь у Джеймса нож или хоть что-нибудь острое, можно было бы разрезать канаты сквозь щели между прутьями клетки. Но ножа не было. Несколько дней назад Джеймс припрятал острую рыбью косточку, которую нашел в похлебке, и ночами пилил ею канат. Но пока безуспешно.

Томас нарисовал на ладони крестик. Прентис нарисовал нолик.

— Ничья, — сказал Томас.

Они начали следующую игру, на этот раз на ладони Прентиса.

Тут из джунглей раздались вопли, привлекшие внимание всех четверых мальчишек.

— Обезьяны! — сказал Джеймс, указав на дерево на краю поляны, где десяток или больше ловких фигурок перелетали с ветки на ветку.

Мальчишки были давно знакомы с этими обезьянками: они каждую ночь пробирались в лагерь пиратов после того, как те засыпали, и рылись в отбросах.

— Едят чего-то… — завистливо сказал Толстый Тэд.

Джеймс прищурился. Да, действительно, обезьянки ели мелкие фиолетовые плоды и ссорились из-за них.

— Инжир, — сказал Джеймс. — Там растут инжирные деревья. Пираты тоже едят инжир. Сушат и едят. С нами-то они, конечно, не поделятся…

— Инжи-ир! — мечтательно протянул Тэд. — Сочный, сладкий… Люблю инжир!

— Ну что ж, скажи об этом обезьянам! — насмешливо заметил Томас. — Может, они тебя угостят.

— Я бы его мог съесть штук сто! — продолжал Тэд. — Вообще-то сейчас я бы мог съесть что угодно. Я себя чувствую, как тот старый моряк, который приносил нам ту мерзкую жрачку на «Гдетотаме». Как его звали?