– Еще никто не называл меня так.

– Тебя называли как-то иначе?..

Ведьма посмотрела Вастису прямо в глаза:

– Послушай, старик, ты, наверное, старше меня…

– Да, самую малость.

– Может быть ты знаешь, почему всегда так получается: всю жизнь куда-то идешь, стремишься к чему-то, а в конце-концов находишь лишь смерть…

– Вот этого я не знаю…

Ведьма вздохнула:

– Этого никто не знает…

Она вдруг вспомнила, как пришла в деревню, как ее встретили, словно бы ждали ее прихода.

– Вы ждали меня, Вастис? – спросила она.

– Что?

– Вы знали, что я приду к вам? За Вигором.

– Да.

– Откуда?

– От него.

– От колдуна?

– Да. Он оставил письмо. Мы нашли его уже после похорон.

– Ты умеешь читать?

– Немного.

– И что он написал?

– Он рассказал свою историю и просил прощения. У всех. У тебя. Он знал, что ты вскоре придешь. И велел нам тебя встретить…

Она помолчала. Спросила негромко, нерешительно:

– Он был хорошим человеком?

– Не знаю… Понимаешь, Налури, за свою долгую жизнь я насмотрелся всякого и понял, что люди не делятся на хороших и плохих, так же как и поступки. Творя добро, нельзя быть до конца уверенным, что ты делаешь именно добро. Кто знает, как повернется твое деяние?.. На мой взгляд, по-настоящему хорошим является лишь тот, кто не мешает жить другим. Человек, который ничего не делает.

– Так не бывает.

– Вот именно, Налури. Вот именно… Тот, кто не стоит на месте, обязательно переходит дорогу другим.

Ведьма задумалась.

– Ты многим переходил дорогу, Вастис?

– Бывало.

– У тебя есть враги?

Он слегка улыбнулся:

– Уже нет.

– А друзья?

– Наверное… По крайней мере у меня есть три сына, четыре дочери, двенадцать внуков и два правнука. Кажется, они меня любят.

– А у меня нет никого, – негромко сказала ведьма, отвернувшись в окно. – Куда я теперь пойду? Зачем теперь я? Нигде меня не ждут, никому я не нужна… Я знала, что это конец… Конец всему…

На улице бегали дети, кувыркались в снегу, кидали друг в друга куски наста, радостно кричали при удачном попадании.

– В его письме была одна непонятная строка… – задумчиво сказал Вастис. – Я не знаю, что она означает.

– Какая строка?

– Он велел тебе вернуть голову.

– Голову?

– Что-то такое… Подожди, я не помню точно… Сейчас… – старик вышел из комнаты, через минуту вернулся, держа в руках серый листок. Подошел к ведьме, расстелил письмо на подоконнике, ткнул пальцем в неровные строчки:

– Вот, смотри…

Ведьма мельком глянула на мелкую вязь букв. Отвернулась безразлично.

– Я не умею читать.

– А я плохо вижу, – он прищурился, наклонил листок к свету, прочел по слогам:

– «…скажите ей, что она должна вернуть собачью голову. Там ее ждут…», – он аккуратно свернул листок, спросил: – Ты знаешь, что он имел в виду?

– Собачью голову… – пробормотала ведьма.

– Да. Ее там ждут. Кто может ждать собачью голову? Ты понимаешь что-нибудь?

– Наверное, да, – она встала. – Кажется, понимаю… Где мои вещи?

– Зачем они тебе сейчас?

– Мне надо идти, – ее вдруг залихорадило, заколотило. Она уцепилась за старика, схватила его за рукав, дернула: – Где мои вещи?

– В той комнате. Все на месте. Мы даже не разбирали ничего, не трогали, сложили просто грудой. И как ты такую тяжесть на себе таскала?.. Но что он хотел сказать? Какая голова? Какая собака?

– Она там. В кармане.

– Голова?

– Да.

– Не понимаю.

Ведьма равнодушно отмахнулась.

– Кажется я знаю, где меня ждут, – пробормотала она, глядя в окно, куда-то далеко-далеко за горизонт. – Есть еще тот, кому я нужна. Только бы не опоздать. Лишь бы не было поздно… Надо идти… Вастис, – она повернулась к старику, – мне надо идти! Немедленно!

– Да ты что?! Зимой, не встав еще толком на ноги! Ты же больная!

– Я не могу отстаться. Никогда не прощу себе, если уже опоздала! Меня ждут, понимаешь!? Меня ждут! Меня! А не собачью голову…

– Тебя? Кто? Где?

– Принеси мои вещи! И не спорь!

– Останься хоть до завтра!

– Нет!

– В какую хоть сторону ты собралась?

– Назад.

– Завтра утром от нас пойдет обоз. Я скажу, тебя захватят. Все лучше, чем пешком идти. Еды соберем, одежды теплой дадим. И быстрей выйдет.

– Утром?

– Да. Рано. Еще совсем темно будет.

Ведьма какое-то время размышляла, прикидывала что-то в уме. Потом согласилась:

– Ладно. Я переночую. Но утром уйду. С обозом.

– Стары мы с тобой для путешествий, – покачал головой старик. – Да, чую, тебя не удержишь. Говори, чего собрать в дорогу?

– Чего уж мне собираться-то? Только подпоясаться.

Ночью ведьма не могла уснуть. Лежала с открытыми глазами, думала. Вспоминала домового, брошенную избу.

Может быть, Дварф вернулся? Тогда за дом можно не волноваться.

Нет, расчитывать на это нельзя.

Как там Хозяин? Наверное, снова заснул, впал в оцепенение где-нибудь на чердаке, зарылся в груду тряпья. Ждет, пока кто-то растопит печь. Надеется. Мерзнет.

Надо поспешать!..

Ведьма ворочалась, негромко вздыхала. Все не могла успокоиться. Ей хотелось вылезти из-под одеяла, тихо собрать вещи и – бегом, бегом! – прочь из гостеприимной избы, в степь, в лес, в знакомую деревню на вершине холма…

Домой…

Настоящий дом там, где тебя ждут…

Разбудили ее, как ей показалось, посреди ночи:

– Собирайся, – сказал Вастис. – Мужики скоро будут.

Она вскочила.

– Уже утро?

– Да.

– Как темно!

– Снег идет. Тучи. Все заволокло. Завьюжит, наверное, скоро. Может останешься, переждешь?

– Нет. Да не волнуйся ты! Мне не в первой.

– Ну, смотри!

Она стала одеваться. Старик вышел, чтобы не мешать. Вернулся через несколько минут, принес овчиный полушубок.